Томас Харрис - Восхождение Ганнибала

Грутас поднес трубку ко рту и сказал Ганнибалу:

– Дорогой мой, ты уже убил двоих за свою сестру и взорвал мой дом. Предлагаю тебе обмен: жизнь за жизнь. Привези мне медальоны, все, что собрал Кухарь, все до последней траханой мелочи. А то мне хочется заставить ее поорать.

– Где…

– Заткнись и слушай. Тридцать шестой километр по дороге в Трильбарду, там есть телефонная будка. Будь там на рассвете и жди звонка. Если тебя там не окажется, получишь ее щечки по почте. Если я увижу Попиля или любого другого полицейского, получишь в посылке ее сердце. Может, оно тебе пригодится в твоих анатомических изысканиях. Покопаешься в его желудочках и предсердиях, может, обнаружишь там свое лицо. Ну так что, жизнь за жизнь?

– Жизнь за жизнь, – ответил Ганнибал.

Телефон отключился.

Дитер и Мюллер отвели леди Мурасаки к фургону, стоявшему возле кафе. Кольнас сменил номерные знаки на машине Грутаса.

Грутас открыл багажник и достал оттуда русскую снайперскую винтовку. Передал ее Дитеру.

– Кольнас, принеси банку, – громко сказал он, желая, чтобы услышала леди Мурасаки.

Он смотрел ей в лицо голодными глазами, пока отдавал распоряжения.

– Возьми машину. Застрели его в этой телефонной будке, – велел он Дитеру и вручил ему банку. – А его яйца привези в наш плавучий дом. Он будет стоять у причала ниже Немура.

Ганнибалу не хотелось выглядывать в окно: агент Попиля, наверное, сейчас наблюдает за ним. Он пошел в спальню. На минуту присел на кровать и закрыл глаза. Посторонний звук все еще шумел у него в ушах. Чирк-чирк. Прибалтийский акцент овсянок.

Простыни на постели леди Мурасаки были из льняного полотна и пахли лавандой. Он зажал их в кулаках, прижал к лицу, потом содрал их с постели и быстро намочил в ванне. Протянул через гостиную веревку для белья и повесил на нее кимоно, потом установил на полу фен и включил его. Фен медленно вращался, раздувая кимоно и колебля его тень на прозрачных гардинах.

Встав перед самурайским доспехом, он поднял клинок кинжала танто и впился взглядом в маску даймё [86] Князь. Дато Масамуне.

– Если можете ей помочь, помогите ей сейчас.

Он надел на шею шнурок от кинжала и опустил клинок себе за воротник, за спину.

Потом Ганнибал скрутил жгутом и связал мокрые простыни, сделав из них подобие веревки, на каких вешаются в тюрьме. Когда он завершил свои труды, простыни свешивались с террасы в переулок, не доставая до мостовой футов пятнадцати.

Спуск занял довольно долгое время. Когда он выпустил из рук конец простыни, последовавший полет, как ему показалось, продолжался еще дольше. Удар о землю острой болью отозвался в пятках.

Он вывел мотоцикл из переулка позади дома, выбрался на параллельную улицу, отпустил сцепление и взлетел в седло, когда мотор заработал. Ему нужно было время, чтобы успеть забрать спрятанный пистолет Милко.

В вольере возле входа в «Восточное кафе» завозились овсянки, недовольные ярким светом луны. Тент над внутренним двориком был свернут, зонтики сложены. В обеденном зале было темно, но в баре и на кухне еще горел свет.

Ганнибалу было видно, как Эркюль моет пол в баре. У стойки на барном табурете сидел Кольнас с книгой заказов в руках. Ганнибал сделал шаг, еще больше углубившись назад, в тень, ударил по стартеру мотоцикла и поехал прочь, не включая свет.

Последние четверть мили до дома на улице Жулиан он прошел пешком. На подъездной дорожке стоял припаркованный «Ситроен» самой дешевой модели; водитель в последний раз затягивался окурком сигареты. Ганнибал видел, как окурок, описав дугу, рассыпался искрами на мостовой. Водитель устроился поудобнее на своем сиденье, откинув назад голову. Скорее всего, уснул.

Из кустов возле кухонного окна Ганнибал мог заглянуть внутрь дома. Мадам Кольнас прошла мимо окна, разговаривая с кем-то слишком маленького роста, чтобы его было видно. Занавешенные окна были открыты, пропуская внутрь теплый воздух. Дверь с сеткой, ведущая в кухню, открывалась в сад. Клинок танто легко вспорол сетку и поднял крючок запора. Ганнибал вытер ноги о коврик и вошел в дом. Кухонные часы, казалось, тикали очень громко. Из ванной доносился звук текущей воды и плеск. Он миновал дверь в ванную, держась ближе к стене, чтобы не скрипели половицы под ногами. Было слышно, как мадам Кольнас разговаривает в ванной с ребенком.

Следующая дверь была приоткрыта. Ганнибал разглядел внутри полки с игрушками и большого плюшевого слона. Он заглянул в комнату. Две кровати. Катерина Кольнас спала на ближней, щекой на подушке, прижав большой палец ко лбу. Было видно, как на виске в такт пульсу пульсирует жилка. Он слышал, как стучит ее сердце. На ее запястье был браслет Мики. Он заморгал от мягкого света прикроватной лампы. Он слышал дыхание ребенка. Он слышал голос мадам Кольнас, доносящийся через коридор. Едва слышимые звуки на фоне чудовищного рева у него в душе.

– Вылезай, толстячок, пора вытираться, – сказала мадам Кольнас.

Плавучий дом Грутаса, весь черный, как мрачные предсказания пророка, был причален к набережной и окутан стелющимися слоями туманом. Грутас и Мюллер ввели леди Мурасаки, связанную и с кляпом во рту, по сходням на борт, а затем вниз по трапу, расположенному в задней части надстройки. Грутас пинком распахнул дверь в свой «тренировочный зал» на нижней палубе. Посредине его стояло кресло, под ним валялась окровавленная простыня.

– Извините, ваша комната не совсем готова. Сейчас вызову обслугу. Ева! – Он прошел по коридору в следующую каюту и открыл ее дверь.

Три женщины, прикованные к своим койкам, подняли на него глаза, полные ненависти. Ева собирала в кучу их перепачканные шмотки.

– Иди сюда!

Ева прошла в «тренировочный зал», держась подальше от Грутаса. Подняла с пола окровавленную простыню и расстелила под креслом чистую. Хотела было унести испачканную, но Грутас приказал:

– Оставь ее здесь. Сверни и положи так, чтобы она ее видела.

Грутас и Мюллер привязали леди Мурасаки к креслу.

Потом Грутас велел Мюллеру уйти. А сам уселся в шезлонг, стоявший у переборки, и расставил ноги, почесывая себе ляжки.

– Ты хоть представляешь, что тебя ждет, если ты не доставишь мне удовольствия? – спросил он.

Леди Мурасаки прикрыла глаза. Она почувствовала, как плавучий дом завибрировал и тронулся в путь.

Эркюль два раза выходил из кафе с мусорными баками. Потом отпер замок своего мотоцикла, завел его и уехал.

Свет его заднего фонаря был еще виден, когда Ганнибал просочился в кухонную дверь. С собой он нес что-то громоздкое, упрятанное в окровавленную сумку.

Кольнас вошел в кухню со своей книгой заказов в руках. Отворил дверцу дровяной печки, сунул в огонь несколько накладных и поворошил угли кочергой.