Кейт Аткинсон - Большое небо

– Здравствуй, Фелисити, – сказал чей-то голос. – А мы тебя уже обыскались.

Она обмочилась от ужаса.

Ворота тюрьмы Уэйкфилда медленно открылись, и наружу высунулась машина «скорой». Вырулив на дорогу, она начала разгоняться и врубила сирену с мигалкой, хотя пассажир ее, невзирая на усердное применение СЛР, был уже мертв.

Фельдшер прервался и уже приготовился сдаться, но тут подключился тюремный медбрат, сопровождавший пациента, – теперь на тощую грудь заключенного номер Джей-Эс-5896 энергично давил он. Начальник тюрьмы категорически потребовал, чтобы все было по правилам, – никому не надо обвинений в том, что заключенному дали помереть прежде времени. Толпа народу ждет не дождется его кончины.

Медбрат, дородный дядька, обнаружил заключенного во время ночного обхода. Майкл Кармоди валялся на полу у шконки – катетер выдернут, кислородная маска сорвана. Впечатление такое, будто он от чего-то уползал. От смерти, наверное, решил медбрат. Он отлучался в комнату отдыха беззаконно перекурить, но пока его не было, в камеру точно никто не заходил. Медбрат пощупал пульс, но было очевидно, что Кармоди выписывается из Усадьбы Уродов навсегда. Вскрытие, конечно, проведут, но, вообще-то, смерть Майкла Кармоди ни для кого не сюрприз.

Медбрат перевел дух, и фельдшер сказал:

– Все, он отчалил. Закругляемся, ладно? Время смерти – одиннадцать двадцать три. Пойдет?

– Пойдет. Сволочь он был, – сказал медбрат. – Туда ему, гадине, и дорога.

– Да, тут тебя многие поддержат.

Баркли Джек пошарил на туалетном столике в поисках стакана с джином – всего секунду назад стакан был, Баркли зуб дает, но поиски успехом не увенчались. В гримерной темень кромешная. Баркли заорал, призывая Гарри, но никто не откликнулся. Где этот идиот малолетний?

Баркли вывалился из гримерной – что-то ему совсем нехорошо. Опять накрыло. За сценой еще темнее – только откуда-то сверху сочится тусклый свет. Куда все подевались? Разошлись по домам, а его бросили тут одного?

Странное дело – Баркли уже стоит за кулисами. Как он сюда попал? Отключился, что ли, по дороге? «У вас, вероятно, была ТИА», – сказали ему в том году, когда он загремел в Королевскую больницу Борнмута, грохнувшись в обморок на кассе в супермаркете «Асда». ТИА – по названию вроде какие-то авиалинии, но нет: транзиторная ишемическая атака. Напасть напала, атаковала внезапно. В больнице Баркли обследовали вдоль и поперек, но он никому ничего не сказал. А кому говорить-то? Дочь с ним годами не разговаривает – он не в курсе даже, где она теперь живет.

Его, наверное, нечаянно заперли в театре. Опять этот клятый ассистент режиссера – должен же был проверить, что никого нет. Баркли пошарил в кармане и вспомнил, что потерял телефон.

А потом он вдруг очутился на сцене, – похоже, время опять скакнуло. Занавес закрыт. А Баркли, оказывается, все-таки не один – из зала доносились выжидательные шепотки и бормотание. Зрители ждут. Занавес медленно раскрылся рывками, и спустя секунду черноты кто-то врубил прожектор. Баркли всмотрелся в темный зал, козырьком ладони прикрывая глаза, точно землю со стеньги выглядывал. А где все?

Может, если начать, они слегка оживятся.

– Человек приходит к стоматологу, – начал Баркли, но вышло скрипуче.

Стоматолог? Или просто врач? Давай дальше. Ты же боец. Это испытание.

– И говорит: «По-моему, у меня проблема».

Тишина.

– И говорит…

Его перебило цунами оглушительного хохота – бальзам на душу. Зал разразился яростной овацией. Ёпта, подумал Баркли, я же еще и до финала не дошел. Незримая аудитория хлопала, а кое-кто повскакал на ноги, скандируя:

– Барк-ли! Барк-ли! Барк-ли!

На него опять волной накатила тьма, будто занавес закрылся. И на сей раз уже не открылся. Аплодисментов Баркли Джек больше не слышал.

Соня сидел в комнате для родственников и ждал, когда кто-нибудь придет и скажет, что делать с трупом Баркли Джека. С комиком случилась вырубка (крайней степени и во всех смыслах) – какой-то дурной анекдот, Гарри бы оценил, но Соня был не расположен к шуткам. Он весь вечер сопровождал Баркли в последний путь. «Скорая», реанимация, комната для родственников – Соня претерпел все. Похоже, он по умолчанию стал ближайшей родней Баркли Джека. Сам бы он на такую роль и пробоваться не стал.

И что, долг велит ему и похороны замутить? А кто-нибудь придет? Может, третьесортные актеришки древнейших времен и летних шоу в «Чертогах», что то же самое. Кордебалет явится всей ротой: для таких мероприятий кордебалет – самое оно. На все дни рождения девчонки всегда притаскивали торты. Баркли Джеку больше не светит дней рождения.

Соня испустил вздох: ему было скучно. В комнате для родственников больше ни души – один Соня, сидит как приклеенный в обществе электрического чайника, банки растворимого кофе и захватанных журналов на потертом лаке кофейного столика: пара номеров «Хелло!» минимум годичной давности и какое-то старое воскресное приложение. Пока что Соня успел выпить несколько чашек дрянного кофе и почерпнуть массу необязательных сведений о королевской семье Швеции (он и не знал, что там водятся короли) плюс рекомендации о том, как закатить «изысканное летнее барбекю». Барбекю бывает изысканным? Соня уже и забыл, когда его в последний раз приглашали на барбекю, хоть бы и не изысканное.

«Скорая» и вся эта драма реанимации виделись Соне бессмысленными – к тому времени, когда фельдшер из больницы Святого Иоанна приложил дефибриллятор к седоволосой груди Баркли в запруженном коридоре перед его гримерной, Соня уже вполне уверился, что пациент с этой планеты отбыл. Фельдшеру помогал – впрочем, не особо – чревовещатель: вдруг выяснилось, что в театре он отвечает за первую помощь.

– Баркли! – громко твердил он. – Баркли! Баркли! – будто собаку домой зазывал.

Соня праздно пролистал фотографии на телефоне. Его единственный сын недавно сам стал отцом. Новорожденный младенец Тео уже обзавелся инстаграм-аккаунтом, и невестка неохотно открыла Соне доступ. Вот фотки с крещения, прямо перед началом летнего сезона. Ребенку все устроили чин по чину – англиканская служба, полный набор крестных, женщины в дурацких шляпках, к крестильному чаю подали верхний этаж свадебного торта. Сонина невестка была начеку всю дорогу. Боялась, подозревал Соня, что он явится в образе, злой феей нависнет над колыбелькой, своим сомнительным карьерным выбором проклянет ее дитя. Он, конечно, ничего подобного не сделал – надел свой лучший костюм «Хьюго Босс» и броги, блестящие, как его почти облысевший череп, и не оставил на лице ни капельки базы «Илламаска».

– Не в том беда, что он дрэг-квин, – прошептала кому-то невестка за мини-кишами (а Соня подслушал). – Беда в том, что он совсем фиговый дрэг-квин.