Кейт Аткинсон - Большое небо

Едва Эшли встала на крыло (то есть села в самолет «Эмиратов» до Ханоя), Венди доложила Винсу, что их брак скончался. Еще труп остыть не успел, а она уже флиртовала в интернете, как крольчиха на спидах, предоставив Винсу чуть ли не каждый вечер трапезничать рыбой с картошкой и гадать, когда все пошло под откос. (Три года назад на Тенерифе, как выяснилось.)

– Я тебе принесла коробок из «Косткаттера», вещи сложить, – объявила Венди, а он непонимающе на нее таращился. – Не забудь достать свои грязные шмотки из корзины в кладовой. Я тебе стирать больше не буду. Двадцать один год рабства. С меня довольно.

Вот, значит, каковы дивиденды с принесенных жертв. Вкалываешь с утра до ночи как ненормальный, наматываешь сотни миль в неделю на корпоративной машине, на себя времени толком не остается, и все ради того, чтобы твоя дочь делала бесконечные селфи в Ангкор-Вате, или где там ее носит, а твоя жена сообщила, что вот уже год гуляет с владельцем местного кафе, по совместительству членом команды спасения на водах, что, похоже, в ее глазах оправдывало адюльтер. («Крейг рискует жизнью каждый раз, когда откликается на СОС. А ты, Винс?» Да, по-своему и он тоже.) Все это оттяпывало от души по кусочку – тяп-тяп-тяп.

Венди любила строгать и стричь, среза́ть и срубать. Летом она почти каждый вечер выволакивала на лужайку «Флаймо» – за многие годы провела с газонокосилкой больше времени, чем с Винсом. И вполне могла бы отрастить вместо рук секаторы. У нее вообще были диковатые хобби – помимо прочего, она выращивала бонсай (мешала ему расти, про себя уточнял Винс) – жестокое занятие, приводило на ум истории про китаянок, которые себе ноги бинтовали. И вот так же она теперь поступала с Винсом – оттяпывала по кусочку от его души, подстригала, чтобы Винс получился карликовый.

Он еле тащился по жизни ради жены и дочери, они даже не догадывались, какого героизма это ему стоило, – и вот благодарность. Вряд ли случайно, что слово «тащиться» созвучно слову «тощища». Винс думал, тащишься-тащишься – и в конце дотащишься до цели, но обнаружилось, что в конце ничего нет – надо тащиться дальше.

– Опять ты? – всякий раз говорила ему веселая суматошная тетка за прилавком рыбно-картошечной лавки; Винс бы, наверное, мог дотянуться до лавки из дальнего окна своей квартирки и сам достать себе рыбу из фритюрницы.

– Опять я, ага, – неизменно отвечал он – бодро, словно и сам удивлялся.

Как в том фильме, в «Дне сурка», только Винс ничему не учился (поскольку, что уж врать-то, учиться тут нечему) и никогда ничего не менялось.

Жаловался он? Нет, он не жаловался. Более того, таков был рефрен всей его взрослой жизни. «Не жалуюсь». Британский стоик до мозга костей. Грех роптать. Он прямо как из старого ситкома. Теперь восполнял недостачу, пусть и только наедине с собой, – по-прежнему считал, что надо сохранять хорошую мину, иначе невежливо. «Если не можешь сказать ничего хорошего, – наставляла его мать, – лучше вообще ничего не говори».

– Того и другого, пожалуйста, – говорил он тетке в рыбно-картошечной лавке. Что может быть презреннее почти уже разведенного мужчины средних лет, который покупает рыбу к ужину в одно лицо?

– Ошметков надо? – спрашивала тетка.

– Если есть, будьте добры. Спасибо, – отвечал он, про себя морщась. Да, думал он, пока тетка сгребала хрустящие крошки теста в тарелку, ирония вопроса от меня не ускользает. Вот и все, что осталось от моей жизни. Ошметки.

– Еще? – спрашивала тетка, не опуская черпака, изготовившись к щедрости. Доброта незнакомцев.

Надо бы спросить, как ее зовут, думал Винс. Ее он видел чаще, чем всех прочих людей.

– Нет, спасибо. Сойдет.

«Сойдетитак» назывался их дом – шуточка, теперь-то кажется глупостью, но некогда они и семьей были шутейной. Их ячейка общества работала вовсю – барбекю в саду за домом, выпивки с друзьями, аттракционы в парке «Олтон-тауэрс», каникулы за границей на четырехзвездочных курортах, круиз-другой. Сравнить с прочими людьми – не жизнь, а мечта. Мечта середнячка средних лет и среднего класса.

Каждые выходные они ехали в «Теско», нагружали багажник покупками, никогда не скупились на занятия Эшли – танцы, верховую езду, дни рождения, теннис. (Школьные лыжные походы. Да только на них нужно дом перезакладывать!) И Винс кучу времени потратил, возя Эшли на «ночевки к подругам» и «в гости». Эшли обходилась недешево. (Да нет, Винс не в обиде. Эшли он любил!)

А уроки вождения? Часами, даже днями, которые никто ему не вернет, Винс учил жену и дочь водить. Торчал на пассажирском сиденье собственной машины, а за рулем одна либо другая, и обе не различают не то что лево и право, но даже вперед и назад. А потом вдруг Эшли сидит в тук-туке, а у Венди «хонда» с наклейкой Партии независимости Соединенного Королевства на заду, и в этой «хонде» она рассекает в поисках нового Мистера Идеала, потому что Винс вдруг обернулся Мистером Не То. Спасателя Крейга, судя по всему, сбросили за борт, променяв на шведский стол тиндера. По словам жены, Винс мог бы блистать в собственной серии «Мистеров Мужчин» [15] «Мистеры Мужчины» ( Mr. Men , с 1971 г.) – серия детских книг, начатая английским писателем Роджером Харгривсом и в 1988 г. продолженная его сыном Адамом Харгривсом: в каждой книжке серии фигурирует свой центральный персонаж с какой-нибудь ярко выраженной чертой характера. – «Мистер Скука», «Мистер Толстый», «Мистер Устал». И она еще подлила масла в огонь, вновь взяв девичью фамилию, точно Винса надлежит вычеркнуть из бытия начисто.

– Сойдетитак, – фыркнул он себе под нос.

Но так, как теперь, не сойдет, – теперь даже Светик держал Винса за чужака. Светик был ищейкой неопределенной породы и в альфа-самцы назначил себе Венди, хотя Винс обожал его непомерно, обычно сам водил гулять, и убирал за ним говно, и давал ему дорогой собачий корм, который, если вдуматься, будет получше консервированного жаркого под брендом супермаркета, которое Винсу приходилось покупать в те дни, когда он не ужинал рыбой с картошкой. Проще, наверное, перейти на собачий корм – хуже-то не будет. По собаке Винс скучал сильнее, чем по Венди. Вообще-то, к своему удивлению, по Венди он почти и не скучал – только по домашнему уюту, от которого она его отлучила. Мужчина, лишенный домашнего уюта, – прискорбная и одинокая скотина, а больше никто.

Винс познакомился с Венди на свадьбе у одного армейского другана на юге, когда еще служил в Королевском корпусе связи. У Винса был балканский загар и новенькие сержантские лычки, а Венди хихикала: «Ой, обожаю мужчин в мундирах», – и два года спустя они очутились на собственной свадьбе, а Винс вышел на гражданку, занялся телекомом – сначала был инженером, рулил ИТ, а десять лет назад перебрался в костюмно-галстучные пределы бизнеса и стал менеджером. Сейчас он думал про спасателя Крейга и гадал: может, Венди всю дорогу нравился мундир, а не Винс в мундире.