Лиджия Дей Пенафлор - Все это правда [litres]

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, они считают меня примитивной, будто на уме у меня только парни, тряпки и «Милые обманщицы» [10]. Можно подумать, если они книжки читают, учатся в группе для продвинутых и ходят на факультатив по психологии – а это, типа, модный факультатив, туда конкурс по несколько человек на место, – то они все из себя такие высокодуховные интеллектуалки. Меня такое отношение реально обижает, потому что у меня тоже есть свое мнение и свои цели, не хуже, чем у них.

– Да, действительно обидно.

– (Кивает.) Но пока я слушала Фатиму и смотрела в небо, я поняла про себя очень важную вещь.

– Какую именно?

– Я сама виновата в том, что они считали меня пустышкой. Откуда им знать, о чем я думаю, если я никогда не рассказывала им о своих мыслях? Я не была открыта, а Фатима говорит, что нужно быть открытыми. Я не раскрывала свое сердце, не делилась драгоценной правдой. Выходит, единственное, чем я занималась – подбирала нам наряды для вечеринок и собирала по пятьдесят долларов с носа за вход.

– Пятьдесят долларов? Ничего себе!

– Ну, у нас были суперэксклюзивные закрытые вечеринки. Кому охота пускать в дом непонятно кого?

– Конечно, но я все-таки думал, что билет стоил пять баксов, не больше.

– А вы знаете, сколько стоит арендовать столы для блек-джека?

– Нет.

– До фига.

– Надо полагать.

– (Вздыхает.) Тот вечер в Грэме стал для нас сутью жизни. Это был самый лучший вечер, лучше и не припомню. Даже лучше, чем вечеринка «Ночь в казино». Правда, я оплакивала свои балетки. Конечно, я расстроилась из-за них, зато на меня снизошло откровение, ну и вообще. Я хотела пожаловаться всем, что испортила туфли, но не стала.

– Почему?

– Я уже собиралась, но тут произошло кое-что хорошее.

– Хорошее?

– Джона начал петь ту песню группы «Coldplay», ну, про звезды. Так здорово. У него был счастливый вид. (Умолкает.)

– А что, обычно у Джоны был несчастный вид?

– М-м-м… я не хочу говорить о нем.

– Ладно. Я спросил, потому что ты о нем упомянула.

– Я просто хотела сказать, что мы все чувствовали себя очень хорошо.

– Понятно. А что дальше?

– Ну, мы были вместе во Вселенной.

– Хм.

– Это не фигня.

– Я и не говорил, что это фигня.

– Фатима сказала, что человеческие связи не обязательно устанавливаются через драгоценную правду. Они могут устанавливаться и через драгоценный опыт, и мы как раз и получали тот самый драгоценный опыт, находясь в одной вселенной под звездами.

– Понятно.

– Она разделила с нами «Подводное течение», а мы разделили с ней звезды.

– Ясно.

– Большинство ребят приходят в Грэм в девятом классе, а мы с Мири и Солейл учимся там с седьмого, и я уже устала от этой учебы. Я боялась, что новый учебный год будет точно таким же, как и предыдущие. Я не люблю Грэм так, как его любят Мири и Солейл. Я не капитанствую и не председательствую во всяких командах и кружках, как они. Учеба мне дается не так легко, как им. Но в тот вечер я поняла, что в этом году все будет лучше; мы лежали под одним небом с Фатимой Роу, и теперь нам просто необходимо найти себе более содержательное занятие, чем шопинг или болтовня в «Снэпчате» [11], понимаете? Я почувствовала себя… значимой.

– Круто.

– Ага. И знаете, что нам еще сказала Фатима? Она сказала, что чувствует нашу позитивную энергетику и что она переехала на Лонг-Айленд, потому что хочет впустить в свою жизнь новых друзей и открыть для себя новые возможности. Она села на стол, посмотрела на нас и сказала: «Я хочу, чтобы вы стали моими ребятами».

– Ого, ничего себе.

– (Качает головой.) Фатима Роу реально хотела, чтобы мы стали ее ребятами!

– Это кое-что.

– Это не кое-что, это что-то!

Покидая дом, где прошло его детство, Брэди Стивенсон взял с собой очки с толстыми стеклами, а кубки, завоеванные на соревнованиях по борьбе, забирать не стал. Награды остались лежать там же, где находились почти целый год: сваленные в кучу в углу шкафа вместе с проволочными плечиками для одежды, разрозненными носками и нераспечатанной упаковкой трусов, которые ему безнадежно малы, – их подарила бабушка, которая вечно думает, что Брэди на два года младше, чем на самом деле.

В день переезда, укладывая коробки в фургон компании «Ю-Хол» [12], Брэди именно об этом и мечтал – стать на два года младше. Он бы с радостью прожил эти годы заново, повторив каждое мгновение и испытав прежние душевные муки. Он готов снова вычищать грязь из-под ногтей, сидеть на тех же самых уроках, слушая про Эдгара По, строение Земли и божественное право королей. Он даже готов вновь пережить утрату друга, умершего от лейкемии. Он вынес бы все это еще раз, лишь бы вырвать из прошлого одну-единственную ночь, из-за которой он сегодня грузит свои пожитки в фургон, готовясь покинуть родной дом.

Однако Брэди понимал, что желает невозможного; мысль о том, чтобы снова вернуться в детство, заставила его вспомнить, почему он мечтает пережить все заново. Потянув за трос и хлопнув дверью фургона, он поклялся себе, что больше не будет вспоминать об этом. Брэди держал свое слово, пока при повороте с Ярдли-драйв не увидел в боковом зеркале фургона свое отражение.

– Ты помнишь, как узнала о выходе новой книги Фатимы?

– Помню ли я? Вопль Солейл из телефонной трубки до сих пор звенит у меня в ушах.

– Это она тебе рассказала?

– Да. Дело было на летних каникулах. Солейл уехала с двоюродными сестрами в Калифорнию. Я сразу поняла: стряслось что-то серьезное, потому что она не написала сообщение, а позвонила, находясь аж за три тысячи километров.

– Да уж, действительно необычно.

– Так вот, звонит телефон. Я стою на парковке в «Парти-сити» [13], приехала выбирать украшения для праздника, – у моей тети родился малыш. Я беру трубку. Солейл в машине с сестрами, она едет по Тихоокеанскому шоссе и вопит так, что уши закладывает. Честное слово, у меня чуть барабанные перепонки не лопнули. «Боже мой! Фатима воткнула мне нож в спину! Она предала меня! Она в своей новой книге написала про нас с Джоной! О боже, боже!»

– Ничего себе. А как она узнала?

– Они слушали радио в машине и попали на интервью с Фатимой.

– Вот это совпадение.

– Фатима сказала, что книга выйдет в апреле и что в ней рассказывается о подростке из частной школы, который скрывает мрачную тайну от своей девушки.

– Наверное, Солейл была вне себя.

– Стою я, держу кучу розовых и голубых шариков и говорю: «Да чего ты так разоряешься? Фатима не может сделать тебе ничего плохого. Уверена, она написала все завуалированно, так что никто и не догадается, что это про тебя». Но чем спокойнее я говорила, тем больше Солейл впадала в истерику. «Я сейчас тебе скину ссылку. Она нас обманула! Теперь ясно, почему она свалила. Не надо было ей доверять. Она добыла сюжет для романа, и теперь мы ей не нужны. Она опубликует книгу, и о нас узнают во всем мире!»