Симона Сент-Джеймс - Сломанные девочки [litres]

Фиона не поняла, как задремала, пока не открыла глаза. Она смотрела на потолок спальни, но темные пятна на штукатурке исчезли. Запаха пива и мочи тоже не чувствовалось. Фиона слышала, как ветер завывает за окном, но других звуков не было. Ее тело слишком болело, чтобы она могла встать, но когда она повернула голову, то увидела, что кровати снова на своих местах, застеленные и укрытые шерстяными сине-зелеными клетчатыми покрывалами. У одной из стен стояла хоккейная клюшка. У окна она увидела стул, и на нем сидела девочка, повернувшись лицом к стеклу. Когда она пошевелилась, у Фионы изо рта вырвался всхлип.

Потому что это была Деб.

В той же одежде, что и в день убийства. В сером плаще, перетянутом поясом на тонкой талии. Правда, без черной вязаной шапочки на голове, в которой ее видели, когда она садилась в машину к Тиму Кристоферу. Около тела шапку тоже не нашли. Темные волосы Деб были стянуты сзади в объемистый хвост. На Фиону смотрели серо-голубые глаза сестры, которую она не видела 20 лет.

– Не впускай ее, – сказала Деб.

Фиона подняла голову с пола.

– Деб.

Деб снова отвернулась к окну.

– Она будет тебя просить, – произнесла она еле слышно, будто ветер глушил ее голос и она не могла его перекричать. – Умолять. Тебе будет ее очень жалко. Но впускать ее нельзя.

«У меня галлюцинации», – подумала Фиона, но сейчас ей было на это плевать. Ее сестра сидела у окна, скрестив ноги в темно-зеленых брюках и кроссовках, что были на ней в тот день. От нее исходила тихая, болезненная красота вечно двадцатилетней девушки. И в то же время ее тело в этих же кроссовках когда-то лежало мертвым на поле снаружи.

– Деб, – повторила Фиона, выцарапывая из горла слова, – с тобой все хорошо?

– Нет, – ответила Деб, все еще глядя в окно.

Фиона заставила себя приподняться на локтях.

– Ты теперь всегда здесь?

Сестра некоторое время молчала, а затем сказала:

– Это все так странно. Как во сне, тебе не кажется? – Она повернулась и снова посмотрела прямо на Фиону. – Пожалуйста, не впускай ее.

– Мэри? – выдохнула Фиона.

– Тут бывает так холодно. – Деб бросила взгляд в окно. – И она такая печальная.

Фиона снова открыла рот, пытаясь привлечь внимание Деб. Ей столько хотелось сказать, о стольком спросить! Но сестра ее не слышала. Снаружи раздались голоса, крики. «Нет!» – подумала Фиона. Она попробовала встать, чтобы прикоснуться к Деб, обнять ее, но тело не слушалось. Фиона неловко перекатилась на колени, чувствуя, что руки у нее онемели.

– Нет, – выдохнула она.

Голоса зазвучали снова, и на сей раз ближе. Кто-то кричал. Ноги не слушались Фиону, и она упала на пол, ударившись плечом и успев подставить под себя руку. Она заморгала, и комната перед глазами опять расплылась.

– Мне так страшно, – сказала Деб.

И вдруг комната приняла прежний вид – заброшенная спальня с обломками мебели и ужасным запахом. Фиона лежала на боку, и по щекам у нее текли холодные слезы. Зубы отбивали дробь.

В комнате раздался шорох ткани – так звучат шаги женщины в платье.

Фиона попыталась закрыть глаза, но не смогла.

Перед ней появился подол черной юбки, его обладательница перешагнула через порог и вошла в спальню. Фиона прижала колени к груди, не способная ни пошевелиться, ни закричать, ни убежать. Бежать все равно было некуда.

– Это не я ее впустила, – прошептала она самой себе. – Не я.

Подол черного платья подметал пыльный пол, и ткань казалась настолько реальной, что Фиона различала блеск плотного черного шелка. Когда Мэри подошла ближе, Фиона смогла рассмотреть ее ноги под юбкой. Они были босыми, замерзшими до синевы, и кожа на них туго обтягивала кости.

Мэри сделала шаг, потом еще один. Фиона закричала, но из ее горла вырвался только воздух. Тогда она закричала еще раз.

Она услышала голос, кто-то подбежал к двери. Два человека, три. Мужчины. Их голоса заполнили комнату, а руки коснулись ее тела.

Фиона повернула голову и обнаружила, что Мэри Хэнд больше нет рядом.

Тогда она закрыла глаза и позволила себя унести.

Бэрроне, Вермонт

Ноябрь 2014 г.

У нее болело все тело. Мир то появлялся, то исчезал: голоса и звуки, чьи-то руки, тепло и холод. Собственная голова казалась Фионе надутым воздушным шаром, кровь оглушительно стучала в ушах. Она открыла глаза, увидела незнакомый потолок, услышала чужие голоса и снова отключилась.

Когда она проснулась, то поняла, что находится в больнице. Стояла ночь, и, кроме нее, в палате никого не было. Ужасно хотелось пить. В коридоре тихо переговаривались и смеялись какие-то люди. «Здесь она меня не достанет», – подумала Фиона, чувствуя волну облегчения, и опять заснула.

Когда она проснулась в следующий раз, рядом находился отец.

Мысли у Фионы путались уже меньше. Через окно проникал слабый солнечный свет, значит, сейчас день. Малкольм сидел в кресле рядом с кроватью, в рубашке с коротким рукавом, выцветших штанах и сандалиях. У входа стояли черные прорезиненные ботинки – зимой он всегда выходил в них на улицу, а сандалии носил дома. Его отросшие русые с проседью волосы были спутаны и просто заложены за уши. На носу у него были очки; он читал газету и не заметил, что Фиона пришла в себя.

Некоторое время Фиона внимательно рассматривала его.

– Пап, – сказала она наконец, когда обморочные чары спали.

Он опустил газету и посмотрел на нее поверх очков. Лицо озарилось радостью, просветлело.

– Фи! – сказал он, улыбаясь.

Она улыбнулась в ответ, хотя горло у нее болело, а губы потрескались.

– Со мной все хорошо? – спросила Фиона.

– Как сказать, – Малкольм сложил газету и отложил ее в сторону. – У тебя старый добрый грипп и плюс к нему переохлаждение, которое едва не перешло в обморожение. И синяки на горле. Но врачи говорят, что все будет в порядке.

Фиона попыталась сесть, Малкольм помог ей и подал стакан воды с прикроватного столика.

– Что произошло?

– Ты мне позвонила, помнишь? – сказал Малкольм и погладил ее по волосам.

Вроде бы да, но воспоминания выходили какими-то разрозненными и беспорядочными.

– Я хотела рассказать тебе про Стивена Хейера.

– Точно, – он снова погладил ее по голове. – Ты оставила мне длинное сообщение, я прослушал его, когда вернулся из магазина. Я понял, что тебе сейчас трудно, но не знал, что с этим делать. И пока размышлял, мне снова позвонили. На сей раз Лайонел Чартерз.

Фиона отставила стакан. Рука у нее дрожала, но она изо всех сил постаралась его не опрокинуть.

– Тебе позвонил Лайонел?

– Да, очень странно, – сказал Малкольм. – Разумеется, я знал, кто он такой. Кстати, тебе известно, что у него на участке находится неофициальная реабилитационная клиника для бывших наркоманов? Сын Лайонела умер от передозировки, и с тех пор он разрешает тем, кто решил завязать, оставаться у него сколько нужно. Но иногда происходят осечки: его постояльцы прямо там принимают наркотики или даже продают их, что становится серьезной проблемой. Но у Лайонела добрые намерения.