Ларс Кеплер - Призраки не лгут

Диса улыбнулась, приподняв бровь:

— В последнее время? Да ты всегда думаешь о прошлом.

— Неужели?

— Да, думаешь… но никогда не говоришь о нем.

— Нет, я…

Он замолчал, светло-серые глаза сузились. Холодок пополз у Дисы по спине.

— Ты попросил меня прийти на ужин, сказал, что надо поговорить… Когда-то я решила никогда больше не разговаривать с тобой, но вот ты звонишь… через несколько месяцев…

— Да, потому что…

— Тебе на меня наплевать, вот что.

— Диса… думай обо мне, что хочешь. — Йона был серьезен. — Но я хочу, чтобы ты знала: ты мне очень небезразлична… очень. Я всегда думаю о тебе.

— Спасибо, — медленно проговорила Диса и встала из-за стола, не глядя на комиссара.

— Я хотел сказать совсем о другом, об ужасном…

Йона стоял и смотрел, как Диса натягивает полосатый плащик.

— До свидания, — прошептала она.

— Диса, ты нужна мне. — Комиссар слышал свой голос как со стороны. — Я хочу тебя.

Диса не отрываясь смотрела на него. Блестящая темная челка опускалась ей на ресницы.

— Что ты сказал? — спросила Диса, помолчав.

— Я хочу тебя.

— Не говори так, — пробормотала она, застегивая «молнию» на ботинках.

— Ты нужна мне, каждый день, каждый час. Но я не могу рисковать тобой, я не вынесу мысли, что с тобой может что-то случиться…

— Что со мной может случиться? — перебила она.

— Ты можешь исчезнуть, — просто объяснил комиссар и взял ее лицо в ладони.

— Это ты вечно исчезаешь, — прошептала Диса.

— Меня трудно напугать, и я знаю, что говорю, когда…

Диса встала на цыпочки и легонько поцеловала его в губы, потом еще подержала лицо под его теплым дыханием. Йона нашел ее рот и осторожно целовал, пока она не раскрыла губы.

Они долго стояли и целовались; Йона расстегнул полосатый плащик, и он упал на пол.

— Диса, — шептал он, лаская ее плечи и спину.

Он прижался к ней, вдохнул шелковистый запах, поцеловал над ключицей и в тонкую шею, взял в губы золотую цепочку, поцеловал подбородок и мягкий влажный рот. Потрогал ее теплую кожу сквозь тонкую блузку. С тихим щелчком расстегнулись кнопки. У Дисы уже затвердели соски, живот резко поднимался и опускался от прерывистого дыхания.

Она серьезно посмотрела Йоне в глаза и потянула за собой в спальню; блузка расстегнулась, и грудь сияла — белая, словно фарфоровая.

Они остановились, снова ища губы друг друга. Руки Йоны скользнули вниз по ее пояснице, на ягодицы и дальше, под туго натянутую ткань трусов.

Диса осторожно отстранилась, чувствуя горячий пульс в паху и ощущая, что уже намокла. Щеки покраснели, а руки дрожали, когда она расстегивала на Йоне брюки.

После завтрака Диса осталась в кровати, с чашкой кофе и «Санди таймс» в айпеде. Йона тем временем принял душ и оделся.

Вчера он решил, что не пойдет в Музей северных стран, не станет смотреть на саамский свадебный венец из переплетенных корней.

Вместо этого он остался с Дисой. На то, что произошло сегодня ночью, он не рассчитывал. Но может быть, из-за слабоумия Розы Бергман все связи с Суммой и Люми окончательно канули в прошлое.

Больше двенадцати лет прошло.

Пора понять: бояться больше нечего.

Но сначала надо все же поговорить с Дисой, предостеречь ее, рассказать о своих страхах — так, чтобы она сама могла сделать выбор.

Йона постоял в дверях. Диса не заметила этого, и он пошел на кухню и набрал номер профессора Хольгера Яльмерта.

— Это Йона Линна.

— Я слышал, Гуннарссону нелегко. — Кажется, Хольгер был доволен. — Мне пришлось обещать ему, что я не пошлю тебе ни строчки.

— А разговаривать со мной тебе можно? — Комиссар взял бутерброд, кружку кофе и махнул Дисе, которая, наморщив лоб, читала свой айпед.

— Наверное, нет, — хохотнул Хольгер, после чего снова сделался серьезным.

— Ты успел посмотреть сумку, которую мы нашли у плотины?

— Да. Я закончил и сейчас как раз еду домой, в Умео.

— В ней остались какие-нибудь записные книжки, тетради?

— Только чек из «Прессбюрон».

— Мобильный телефон?

— К сожалению, не было.

— Тогда что у нас есть? — Йона скользнул взглядом по серому небу над крышами.

Хольгер шумно посопел, а потом ответил, словно читал наизусть:

— Велика вероятность того, что пятна на сумке — это кровь. Я отправил кусочек ткани в лабораторию Линчёпинга… Кое-какая косметика, две разные помады, огрызок черного карандаша для глаз, розовая пластмассовая заколка, шпильки, кошелек с черепом, немного денег, фотография самой Викки, что-то вроде инструмента для починки велосипеда, флакон лекарства без этикетки… это все тоже отправилось в Линчёпинг… упаковка стезолида, ручки… а под подкладкой я нашел столовый нож, заточенный как для суши.

— Но ни записей, ни имен, ни адресов?

— Нет. Это все…

Йона услышал шаги Дисы у себя за спиной, но остался стоять, как стоял. Он ощутит тепло ее тела, вздрогнул и через секунду почувствовал, как мягкие губы целуют его в шею, как руки Дисы обнимают его.

Пока Диса была в душе, Йона, сидя за кухонным столом, набрал номер Сольвейг Сундстрём, которая отвечала за девочек из Бригиттагордена.

Может быть, она знает, что за лекарство принимала Викки.

Проплыли восемь гудков, потом что-то щелкнуло, и чей-то хорошо слышный, словно говорящий сидел в соседней комнате, голос произнес:

— Это Каролина… которая отвечает по мерзкому телефону, который валяется на кресле.

— Сольвейг рядом?

— Нет. Я не знаю, где она. Передать что-нибудь?

Каролина — это та старшая девочка, на голову выше Туулы. Со старыми следами от инъекций, однако на вид здравомыслящая, умная и искренне желающая измениться.

— У вас там без происшествий? — спросил Йона.

— Вы — тот комиссар? Да?

— Да.

Каролина замолчала, потом осторожно спросила:

— А правда, что Викки умерла?

— К сожалению, нам кажется, что да.

— Ужасно странно.

— Ты не знаешь, какое лекарство она принимала?

— Викки?

— Да.

— Она была такая худенькая и красивая… Я и не думала, что она пьет зипрексу.

— Антидепрессант?

— Я раньше его пила, но теперь пью только имован, чтобы уснуть. Не пить зипрексу — это здорово.

— Много побочных действий?

— У всех по-разному, а у меня … я поправилась килограммов на десять точно.

— От зипрексы не повышается утомляемость? — Перед глазами у Йоны встали окровавленные простыни, на которых спала в ту ночь Викки.

— Сначала наоборот. Стоило мне рассосать всего одну таблетку — и хоть из туалета не выходи… Тело дергает, раздражаешься на все, кричишь. Однажды я швырнула телефон в стену, оборвала занавеску… а потом, наоборот, тебя как будто заворачивают в теплое одеяло. Успокаиваешься, и просто хочется спать.