Ларс Кеплер - Призраки не лгут

— Врешь! — завопил отец и стукнул кулаком по столу.

— Это вы врете, — прошептала Флора.

Даниель поднялся. На его лице появилось странное выражение. Может быть, это была жестокость, но выглядела она как смесь отвращения и страха. Чувства смешались. У ножа две стороны, но лезвие всего одно.

Мать, умоляя, попыталась удержать его, но он отвел ее руки и сказал что-то, чего Флора не расслышала.

Кажется, выругался.

— Пошли, — сказала ему Флора.

Отец с матерью не сводили с нее глаз. Говорить больше было не о чем. Флора вышла из столовой, ведя брата под прицелом.

Они вышли из дома, спустились по широкой лестнице, пересекли посыпанный гравием двор, миновали флигель и направились вниз, к хозяйственным постройкам.

— Иди-иди, — пробормотала Флора, когда Даниель замедлил шаг.

Идя по гравийной дорожке, они обогнули большой красный сарай и стали спускаться к пашне. Флора направляла дуло Даниелю в спину. Она думала о том, что вспомнила какие-то фрагменты из тех двух лет, что она провела в усадьбе, но ведь было время и до усадьбы; там была сплошная чернота — в том времени, когда они с Даниелем жили в приюте.

Но сначала было время, когда она жила со свой мамой.

— Ты меня застрелишь? — ласково спросил Даниель.

— Я смогу, — ответила Флора. — Но хочу, чтобы мы пошли в полицию.

Солнце пробилось сквозь тяжелые дождевые тучи и на миг ослепило Флору. Когда белые пятна в глазах поредели, Флора почувствовала, что у нее вспотели руки. Ей захотелось вытереть ладони о штаны, но она не решилась выпустить ружье из рук.

Вдалеке закаркала ворона.

Они прошли мимо валявшихся в траве тракторных покрышек и старой ванны и оказались на дорожке, огибавшей большой пустой сарай. В молчании миновали заросли крапивы и отцветших сорняков и обогнули стену, к которой приткнулись мешки с керамзитом.

Пришлось описать такой огромный крюк, чтобы оказаться на обширном поле.

Высокий сарай загородил солнце, когда они обходили постройку сзади.

— Флора, — удивленно пробормотал Даниель.

У Флоры затекли мышцы, и уставшие руки начинали дрожать.

Вдали угадывалась дорога на Дельсбу — словно карандашом прочерченная по желтым полям.

Флора ткнула Даниеля дулом между лопаток, и оба вошли на сухую площадку у сарая. Она быстро вытерла вспотевшие ладони и снова положила палец на спусковой крючок.

Даниель остановился, дождался, когда Флора снова ткнет его дулом, и пошел мимо бетонного фундамента с приваренными к нему ржавыми железными кольцами.

Вдоль растрескавшегося фундамента росли сорняки.

Даниель споткнулся и сильно замедлил шаг.

— Иди вперед, — велела Флора.

Он взмахнул рукой, провел ладонью по высоким сорнякам. Оттуда взлетела бабочка, закружилась в воздухе.

— Я подумал — может, остановимся здесь. — Даниель снова замедлил шаг. — Здесь же раньше, когда мы тут жили, забивали скотину… Помнишь, как оглушали скот?

— Остановишься — выстрелю, — предупредила Флора, чувствуя, как дрожит лежащий на спусковом крючке палец.

Даниель сорвал розовый колокольчик и повернулся к Флоре, протягивая ей цветок.

Флора подалась назад, подумав, что надо выстрелить, но не успела. Даниель схватил дуло и рванул оружие к себе.

От неожиданности Флора не успела даже отступить; Даниель ударил ее прикладом в грудь, и она упала навзничь. У нее перехватило дыхание, она закашлялась, ловя ртом воздух, и снова поднялась.

Теперь они стояли друг против друга. Даниель сонными глазами смотрел на сестру.

— Не надо было тебе подсматривать, — сказал он.

Он вяло опустил ружье, и теперь дуло смотрело в землю. Флора не знала, как отвечать. В желудке засосало от страха, когда она поняла, что ее, похоже, здесь и убьют.

Над высокой травой вились какие-то мошки.

Даниель снова поднял ружье, посмотрел Флоре в лицо и приставил дуло к ее правому бедру. Внезапный выстрел прозвучал как случайный.

Грохот был такой, что у Флоры зазвенело в ушах.

Цельнометаллическая пуля прошла навылет; Флора не ощутила боли — только бедро словно свело судорогой.

Отдача заставила Даниеля отступить; он увидел, как Флора падает, — правая нога у нее больше не действовала.

Флора упала щекой на землю и какое-то время лежала на боку, вдыхая запах соломы и пороха.

— А теперь закрой глаза, — велел Даниель, направив дуло ей в лицо.

Флора так и лежала на боку, и кровь пузырилась у нее на бедре. Она перевела взгляд на сарай. На миг почернело в глазах. Флору замутило, желтые поля и красный сарай завертелись, словно она каталась на карусели.

Сердце билось так быстро, что было тяжело дышать. Флора закашлялась, ей пришлось глубоко втянуть в себя воздух.

Даниель стоял над ней, спиной к свету. Он прижал дуло к плечу Флоры, и теперь она лежала на спине, подвывая от страшной боли. Даниель, не сводя с нее глаз, сказал что-то, чего она не расслышала.

Сделав усилие, Флора подняла голову и скользнула взглядом по земле, по высокой траве и бетонному фундаменту с железными кольцами.

Даниель водил дулом по всему ее телу. Прицелился в лоб, потом в нос, спустил дуло ко рту.

Флора ощущала нагретый металл на губах и подбородке. Она быстро дышала. Кровь толчками выхлестывала из гудящей от боли ноги. Флора взглянула вверх, в светлое небо, потом ниже, на конек сарая, моргнула, пытаясь понять, что же она видит. Какой-то человек вбегал в сарай, его было видно в широкие щели между досками, прямо через полосатый свет.

Она хотела что-то сказать, но голос пропал.

Дуло прижалось к глазу. Флора зажмурилась, ощущая, как оно, словно ища нужную точку, нажимает на веко и глазное яблоко, и даже не услышала громкого хлопка.

Выехав из Сундсвалля на юг, к Худиксваллю, Йона съехал на восемьдесят четвертое шоссе. Все сорок минут пути его ни на секунду не оставляла мысль о Даниеле Гриме и коробке с фотографиями.

Содержимое коробки казалось на первый взгляд почти невинным. Возможно, на первых порах у него и правда бывало что-то вроде влюбленности — с поцелуями, нежными взглядами и словами.

Но когда девочки шли дальше, Даниель являл им свою другую сторону. Он выжидал, потом тайно являлся и убивал. Давал им сверхдозу снотворного или резал руки — делал то, что девочки до этого делали сами. То, что вписалось бы в картину их самоубийства.

Частные интернаты — дело прибыльное, и их хозяева, вероятно, тщательно скрывали информацию о смертельных случаях, чтобы избежать разбирательства с социальными службами.

Никто вообще не усматривал связи тех смертей с Бригиттагорденом и Даниелем Гримом.

С Мирандой все оказалось по-другому. Гриму пришлось изменить свой рисунок. Вероятно, он запаниковал из-за уверенности Миранды в своей беременности.