Ларс Кеплер - Контракт Паганини

— Сейчас я натяну струны не очень тщательно, вот так и вот так, — сказал он и принялся крутить колки.

— Зачем?

— Теперь скрипка расстроена, — пояснил Аксель. — И если бы я просто упражнялся, разучивал аппликатуру — так же, как я играл только что, — оно звучало бы вот так.

Он снова заиграл «Сегидилью». Звук был чудовищный, почти невыносимый.

— Прекрасно, — рассмеялась девочка.

— Но если послушать струны, — сказал он и нажал струну «ми», — слышишь? Низковато, но это неважно, это можно исправить, если взять звук повыше на грифе.

Аксель положил скрипку на плечо и опять заиграл вступление на ненастроенной скрипке, странно прижимая струны пальцами — и совершенно чисто. «Сегидилья» вдруг зазвучала превосходно.

— Ты колдун, — засмеялась девочка и захлопала в ладоши.

Комиссар поздоровался и пожал руку сначала Акселю, потом девочке. Он смотрел на Акселя и на ненастроенную скрипку, которую тот держал в руках.

— Впечатляет.

Аксель проследил за его взглядом и покачал головой.

— Я не играл тридцать четыре года, — сказал он странным голосом.

— Вы ему верите? — спросил Йона девочку. Та кивнула и загадочно ответила:

— Разве вы не видите свет?

— Беверли! — предостерегающе произнес Аксель.

Девочка с улыбкой взглянула на него и скрылась между деревьями.

Комиссар кивнул Акселю:

— Мне нужно поговорить с вами.

— Прошу прощения, что я так внезапно пропал. — Аксель стал настраивать скрипку. — Мне пришлось срочно уехать по делу.

— Ничего страшного. Я просто заехал к вам еще раз.

Аксель не отрываясь смотрел на девочку, которая рвала на тенистой лужайке какие-то невзрачные цветы.

— Дома есть ваза? — спросила она.

— На кухне.

Девочка унесла в дом свой букетик — отцветшие одуванчики, белые шарики семян.

— Ее любимые цветы, — сказал Аксель и прислушался к струне «соль», подкрутил колок и отложил скрипку на мозаичный столик.

— Взгляните, пожалуйста, вот на это, — попросил Йона, доставая фотографию.

Они сели за стол. Аксель вытащил из нагрудного кармана очки и принялся внимательно рассматривать фотографию.

— Когда ее сделали? — быстро спросил он.

— Мы не знаем. Предположительно — весной 2008 года.

— Та-ак, — протянул Аксель. Он явно успокоился.

— Вы узнаете людей на фотографии? — тихо спросил Йона.

— Разумеется. Пальмкруна, Понтус Сальман, Рафаэль Гуиди и… Агата аль-Хайи.

— Если честно, я приехал, чтобы попросить вас посмотреть на музыкантов на заднем плане.

Аксель вопросительно глянул на комиссара и снова стал рассматривать фотографию.

— Токийский струнный квартет… таланты, — произнес он нейтральным тоном.

— Да, но меня интересует… я подумал: может ли знающий человек определить… определить по фотографии, какое произведение они играют?

— Интересный вопрос.

— Можно ли хотя бы предположить, более или менее точно? Кай Самюэльссон в этом сомневается, а ваш брат Роберт, взглянув на снимок, сказал, что это совершенно невозможно.

Йона наклонился к собеседнику, и глаза на попавшем в тень лице смягчились и потеплели:

— Ваш брат твердо сказал: если вы не справитесь с этой задачей, остальным это тем более не под силу.

Аксель вдруг улыбнулся:

— Он правда так сказал?

— Да. Но я не понял, что он имел в виду…

— Я тоже, — признался Аксель.

— И все же я хотел бы, чтобы вы рассмотрели фотографию под увеличительным стеклом.

— Вы полагаете, что таким образом можно точно установить время встречи людей на снимке? — Аксель снова посерьезнел.

Йона кивнул, достал из портфеля лупу и протянул Акселю:

— Вам нужно посмотреть на их пальцы.

Йона молча наблюдал за тем, как Аксель рассматривает фотографию. Если снимок сделан до того, как в июле 2009 года против суданского президента Омара аль-Башира было выдвинуто обвинение, то предчувствие завело Йону совсем не туда. Но если фотография сделана уже после выдачи ордера, то комиссар прав и речь идет о преступлении.

— Да, я вижу пальцы, — медленно произнес Аксель.

— А вы сможете определить, какие ноты берут музыканты? — вполголоса спросил комиссар.

Аксель вздохнул, протянул фотографию с лупой Йоне и вдруг пропел четыре такта. Тихо, но отчетливо. Немного прислушался к себе, взял с мозаичного стола скрипку и небрежно сыграл две высоких трели.

Комиссар встал.

— Развлекаетесь?

Риссен взглянул ему в глаза:

— Мартин Бивер играет «до» третьей октавы, Кикуэи — «до» второй. У Кацухиде Исомуры пауза, а Клайв играет четырехзвучное пиццикато. Все это я и спел — ми большой октавы, ля большой октавы, ля малой октавы и до-диез первой октавы.

Йона записал и спросил:

— Насколько точна ваша догадка?

— Это не догадка.

— А как часто встречается такая последовательность нот? Я хочу сказать… Получится ли, исходя из этих звуков, очертить круг произведений, которые мог бы исполнять Токийский квартет в момент, когда была сделана фотография?

— Такой звукоряд есть только в одном месте.

— Откуда вы знаете?

Аксель внимательно посмотрел на него. Тень от листьев подрагивала на стеклах его очков.

— Продолжайте, пожалуйста.

— Конечно, я слышал далеко не все, что они играют…

Аксель виновато пожал плечами.

— Но вы хотите сказать, что сможете по последовательности нот определить произведение? — настаивал комиссар.

— Такая последовательность есть только в одном известном мне отрывке. Сто пятьдесят шестой такт в первой партии Второго струнного квартета Белы Бартока.

Он снова положил скрипку на плечо.

— Tranquillo … музыка становится чудесно-спокойной, как плеск волн. Послушайте первые такты, — попросил он и заиграл.

Пальцы двигались нежно, звуки вибрировали, мягко покачиваясь, светлые, плавные. Сыграв четыре такта, Аксель остановился.

— Звуки двух скрипок следуют друг за другом, одни и те же звуки, но в разных октавах, — пояснил он. — Это почти невыносимо прекрасно, но диссонирует с виолончельными аккордами ля-мяжор… хотя этот диссонанс не воспринимается, потому что скрипичные мелодии — что-то вроде переходной партии…

Он прервался, замолчал и отложил скрипку.

Йона посмотрел на него и тихо спросил:

— Вы абсолютно уверены, что музыканты на снимке играют струнный квартет Бартока?

— Да.

Йона сделал несколько шагов по террасе, остановился под гроздьями сирени, прятавшимися в листве. Он сказал себе: я услышал, что хотел. Теперь я могу точно установить время встречи.

Комиссар улыбнулся, постаравшись скрыть улыбку, обернулся, взял из вазы на мозаичном столике красное яблоко и встретил удивленный взгляд Акселя.

— Значит — «да»? — снова спросил он. — Вы точно уверены?

Аксель кивнул. Йона отдал ему яблоко, извинился, достал из кармана пиджака телефон и позвонил Анье.