Марк Бернелл - Ритм-секция [litres]

Так должно было быть. Так она планировала. Увы, еще даже не доехав до аэропорта Хитроу, Петра уже знала: все будет иначе.

Если самолет завтра не поднимется в воздух, погибнут четыре тысячи человек .

Петра отлично знала, что такое лжецы и ложь. Еще бы! У нее самой был богатый опыт по этой части. Сначала как Стефани, затем как Лиза и вот теперь как Петра – или же как Элизабет Шеперд, Марина Гауденци или Сьюзан Бранч, – она лгала как дышала. Более того, легко распознавала ложь других, видела, как и почему они лгут, знала разные способы ее применения. Ложь помогала ей выжить. Оберегала и защищала ее. Неудивительно, что Петра привыкла смотреть на ложь не с точки зрения морали, а с точки зрения принятия практических решений.

Внутренний голос подсказывал ей, что Марк Серра не лгал. Это был чистой воды инстинкт, и как только она уступила ему, ее убежденность лишь укрепилась. Петра поняла, что знала это с самого начала, и сопротивлялась лишь потому, что отказывалась в это поверить.

Она понимала Серра. Понимала таких мужчин, как он. И особенно его самого. Он сказал это, движимый желанием сообщить ей, что будет. Чтобы, когда это случится, Петра знала: он предупредил ее, а значит, она могла предотвратить трагедию. Серра понимал, что умрет, так что это отнюдь не было попыткой купить ее милосердие. Скорее наоборот. Это был его последний вызов. Горько-сладкий момент торжества. Его наследство. Да, таким он был, Марк Серра. Бросив ей вызов, он умер, считая себя победителем.

Было ли у нее хоть что-то в поддержку этой теории? Ничего. Что, если она ошибается? В конце концов, кто, если он в своем уме, готов рисковать жизнями трехсот пассажиров, летным экипажем и «Боингом» ради того, чтобы она, Петра, могла следовать своему инстинкту, основанному исключительно на ее собственном понимании лжи и лжецов? В конце концов она приняла эту версию. Что ей еще оставалось? Она должна сделать все для того, чтобы такое решение не было принято.

Через четыре с половиной часа после того, как самолет был захвачен, он пошел на посадку над Мальтой. Первоначальная паника улеглась. Но царившая в салоне гробовая тишина была пронизана страхом. Да, никто не кричал и не плакал, но Петра читала этот страх на бледных как мел лицах, в немигающих взглядах, в том, как побелевшие пальцы с силой впивались в подлокотники кресел. Испуганные, не способные логически мыслить, боясь сделать лишний вдох, в эти мгновения они существовали на грани между последними крохами самообладания и истерикой. Петрой же владело хорошо знакомое ей отупение. Более того, этот разлад тела и разума вполне ее устраивал.

За несколько минут до восьми вечера по местному времени колеса «Боинга» коснулись посадочной полосы «3–2» аэропорта Лука, после чего лайнер покатил к дорожке «0–9» и вскоре замер как можно дальше от здания терминала. Капитан воздушного судна велел пассажирам задраить иллюминаторы.

На то, чтобы смешать всех триста восемнадцать пассажиров в общую массу, ушло полчаса. Пассажиров первого класса перевели в эконом-класс, в результате чего в салоне осталось лишь несколько пустых кресел. Петре был понятен смысл этого маневра. Количество террористов уменьшилось на двух человек; собрав всех пассажиров в одном салоне, они держали их всех под контролем.

– Мне нужен врач, который говорит по-французски. Je cherche un médecin.

В передней части салона террорист по имени Маркоа искал волонтеров. Высокий и худой, как говорится, кожа да кости. Петра медленно подняла руку. Маркоа подошел к ней по проходу:

– Вы врач?

– Да.

– Возьмите ваши вещи и следуйте за мной.

Место Петры было у окна. Чтобы выпустить ее, два пассажира слева были вынуждены встать и выйти в проход. Взяв с багажной полки сумку, она последовала за Маркоа в переднюю часть салона. В самом хвосте самолета находились два террориста, по одному в каждом проходе, откуда им открывался обзор всего салона. Петра и Маркоа прошли мимо еще одного – Обаида. Этот стоял в широком проходе между тридцать восьмым и тридцать девятым рядами. Еще двое – Фатима и Зайед – заняли позицию в передней части салона перед задернутыми шторками. Маркоа был кем-то вроде челнока. На верхней палубе находился один человек – главарь, Базит. Вернее, Реза Мохаммед.

В черном костюме и белой рубашке с открытым воротом, он стоял в салоне первого класса в носовой части самолета.

– Юсефа и Миркаса почему-то нет.

Его слова прозвучали скорее как вопрос.

– Потому что они мертвы. Их обоих убили агенты британских спецслужб.

В глазах Маркоа промелькнул страх. А вот Реза Мохаммед остался на удивление спокоен и продолжал буравить ее взглядом.

– Когда?

– Вчера.

– Что случилось?

– Я не знаю. Серра тоже не знал. И он не собирался ждать, чтобы выяснить это.

– Ты его видела?

Петра кивнула:

– Вчера вечером он приехал ко мне в Лондон.

Реза Мохаммед смотрел на нее в упор, ожидая сигнала того, что она ему лжет, но так и не дождался.

– Но если на тот момент британские спецслужбы убили Юсефа и Миркаса, ему было бы разумнее держаться от Лондона как можно дальше.

– Я единственная, с кем он мог установить контакт. Остальные уже были вне досягаемости.

Кстати, а как оно было на самом деле? Так ей сказал Серра, но можно ли верить его словам?

Лицо Мохаммеда оставалось каменным.

– И что он сказал?

– Что все должно идти так, как запланировано. При необходимости я должна оказать содействие. Он даже дал мне свой компьютер.

Стараясь сохранять внешнее спокойствие, Петра запустила руку в сумку и вытащила оттуда ноутбук Серра.

– Он сказал мне, что диск у тебя.

Реза Мохаммед ответил не сразу. Петра уже испугалась, что совершила ошибку. Но затем он постучал по карману и сказал:

– Верно, у меня.

– Можно взглянуть?

– Зачем? В этом нет необходимости. На нем все равно нет ничего ценного. Я уже проверил.

Петра открыла было рот, чтобы возразить, однако сдержалась. Вместо этого она равнодушно пожала плечами, как будто ей было все равно.

– Серра сказал тебе, каковы его планы? – спросил Реза Мохаммед.

– Только то, что он намерен исчезнуть.

Он кивнул.

– Пусть исчезает. Сколько времени?

Петра посмотрела на наручные часы:

– Почти девять тридцать по местному, восемь тридцать по Гринвичу.

– И почти три тридцать по нью-йоркскому. По-моему, пора предъявить наши требования. Пойдем со мной.

Они прошли назад через отсек бизнес-класса, затем вверх по лесенке и через пустой салон первого к кабине пилотов, где рядом с открытой дверью застыл Али с девятимиллиметровым «Ругером» в руках. Али был старшим по возрасту в группе захвата и когда-то сам работал пилотом в саудовской авиакомпании. Обменявшись парой слов с Реза Мохаммедом, он отступил в сторону, пропуская его и Петру.