Джон Харт - Безмолвие

– Привет, Джек, спасибо, что приехал. – Джонни постучал по стене за плечом и, повысив голос, добавил: – Леон! Еще два!

Леон не спешил, а принеся пиво, даже не взглянул на Джека.

– Захочешь еще два, заходи в бар. Но без него. Только ты.

– Так здесь всех чужаков принимают, – сказал Джонни, когда хозяин отошел. – Не принимай на свой счет.

– Как же… Посмотри на это.

Джонни скользнул взглядом по ближайшим столикам, повернулся к холму, где сидевшие в тени пекана старики пили спирт из стеклянных банок.

– Те, кто здесь бывает, давно знают друг друга. Когда-нибудь и к тебе привыкнут.

– Зачем вообще сюда приходить?

– Ты и сам знаешь.

Джек знал – и злость рассеялась. В городе Джонни не мог быть самим собой. Он был Джонни Мерримоном, мальчишкой, который нашел свою сестру, спас девочку и обнаружил мертвых. Джек уже пытался представить такую жизнь. И не смог.

– А зачем я здесь? Сегодня рабочий день. У меня куча дел.

– Я встречался с Лесли Грин. Надо было понять, поможет ли она мне. – Джек отвернулся и почувствовал, как потеплела шея. – Что-то не нравится мне этот твой взгляд.

– Она не поможет.

– Вроде бы заинтересовалась…

– Уже нет.

– Но…

– На днях мы виделись с Уильямом Бойдом.

– Неужели?

Джонни держался спокойно, и Джеку не хватило духу посмотреть ему в глаза.

– Тридцать миллионов долларов, чувак. Почему ты не сказал мне, что он предлагает такие деньги?

– Потому что это неважно.

– Чушь.

– Пятьдесят миллионов. Сто. Я не продам.

– Ну, тогда ты либо глупец, либо безумец. Или безумный глупец. Продай землю. Купи участок в каком-нибудь другом месте.

– Извини, не могу.

– Тридцать миллионов долларов. Как ты мог не сказать мне об этом?

Джонни уставился на бутылку у себя в руке. Потом пожал плечами, словно тринадцатилетний мальчишка.

– Подумал, что ты не поможешь мне, если узнаешь.

– Что за дерьмо… – Джек чувствовал, как улетучиваются остатки злости. – Бойд предложил мне деньги, если я помогу убедить тебя продать.

– Неужели?

– Фирма не хочет, чтобы я представлял тебя. Пригрозили уволить, если не послушаюсь. Обещали шантажировать, даже если уйду. Вот почему Лесли не станет тебе помогать. Бойд и ей деньги обещал.

– Сколько?

– Два миллиона и бизнес для фирмы по нью-йоркским ставкам. Я буду рейнмейкером. Они даже сделают меня партнером.

– Два миллиона долларов? Может, стоит взять…

– Не морочь мне голову.

– Деньги. Гарантия работы.

– Не забудь про угловой офис.

На сарказм Джонни никак не отреагировал и, подойдя к краю крыльца, посмотрел в сторону Пустоши.

– До рассмотрения апелляции у меня две недели.

– Знаю, – сказал Джек.

– Что будет, если я не найду адвоката?

– Скорее всего, проиграешь.

Джонни ковырнул ботинком землю. Джинсы, линялая футболка. Выпил он немало, но пьяным не был.

– Ты поможешь мне?

Джеку едва хватило сил посмотреть ему в глаза. Джонни всегда был первым, если требовалось пожертвовать чем-то. Когда Джек подвел друга, тот первым беспечно улыбнулся и в конце концов простил. Он был больше отцом Джеку, чем родной отец, и больше братом, чем тот брат, которого Господь посчитал нужным дать ему. Именно Джонни Мерримон определил детство Джека во всех важных отношениях. Но Джек прорвался – вопреки бедности, уродству и своим сумасшедшим родителям. После десяти лет неустанной работы он начал ту единственную карьеру, которую всегда хотел, и уже проделал путь в две недели. И вот теперь партнеры пообещали порушить эту карьеру, если он поможет другу. Даже если б он занялся собственной практикой, фирма смогла бы срезать его гонорары, оттянуть клиентов и тысячами способов подорвать его усилия. Единственный вопрос – пределы их влияния. Смог бы Джек попытаться открыть практику в Шарлотт или Роли? Он этого не хотел.

– Джек?

Голос прозвучал ровно, но глаза, запавшие, словно после долгой болезни, ждали ответа. Да, Джек мог ему помочь. Мог принести в жертву карьеру и перспективы. Мог, если б все было так просто. Но еще бо́льшая проблема заключалась в том, что Джек действительно хотел, чтобы Джонни продал землю. Что-то с Пустошью было не так, и она обернула его лучшего друга коконом пагубного, упрямого желания. Джек видел болезнь, видел зависимость.

– Я не смогу тебе помочь. Извини.

Получилось только шепотом. Но Джонни услышал.

– Эй, чувак. Конечно. Я понимаю. Ты работал. Достиг успеха.

– Подожди секунду. Дай подумать еще немного. Я не хотел, чтобы ты решил…

– Не надо. Правда. Я все понимаю. – Боль. Крах надежды. Предательство. – Принесу еще по пиву. Сиди здесь.

Джонни прошел мимо Джека к стойке и задержался там надолго. Вернулся он с вырезанной на лице улыбкой и пустотой в глазах.

– Ну вот. Холодненькое. Все хорошо.

– Джонни, послушай. У меня долги. Восемьдесят тысяч юридической школе…

– Я же сказал, не парься. – Джонни чокнулся бутылкой с бутылкой Джека. – Им здесь музыки не хватает, как думаешь? – Он поставил бутылку на стол, но в глаза другу не посмотрел. – Держись, всё в порядке.

– Джонни…

– Надо поговорить с Леоном насчет музыки.

Стул царапнул ножками по полу. Джонни поднялся и повернулся, но Джек успел заметить красноту в глазах и глубокую, до кости, бледность под загаром.

Дерьмо.

Он глотнул пива, но вкуса не почувствовал.

Дерьмо, дерьмо, дерьмо…

Следующий час стал пыткой. Пили пиво, притворялись, делали вид, но слова Джека остались раной между ними. Джонни не смотрел ему в глаза, не задерживал взгляда на его лице больше чем на секунду, и эта секунда давалась Джеку болью. Они дружили с первого класса, и во всей черноте детства Джонни никогда не терял веры и не холодел душой. Вообще, если б Джеку предложили охарактеризовать друга одним словом, этим словом было бы горение. Даже мальчишкой Джонни горел. В нем никогда не угасало пламя страсти, убеждения, уверенности.

– Послушай… Дай мне еще подумать.

Джонни, глядя на мальчика, бросающего подковы, лишь покачал головой.

– Я что-нибудь придумаю. Не парься.

– Просто здесь слишком много таких моментов…

Джонни поднялся сходить за пивом.

– Я же сказал – проехали.

Когда он вернулся, пиво еще долго никто не открывал. Приближалась ночь. Над рекой повис туман.

– Послушай, Джонни…

– Да, ты прав. Тебе, наверное, пора ехать.

– Я не про то. Не…

– Увидимся через несколько дней. Все нормально. Спасибо, что приехал.

– Уверен?

Джек поднялся. Он ждал взгляда, кивка, чего-нибудь, чтобы затянуть рану.

Но Джонни не предложил ничего.

В городе Джек отправился в свой любимый ресторан и съел стейк, на вкус не отличавшийся от дерева. Вино тоже не вызвало приятных ощущений. Не добавили положительных эмоций ни пирог, ни портвейн, ни симпатичная девушка, принесшая счет. Дома неприятности продолжились: ступеньки лестницы кренились, ключ никак не желал попадать в замочную скважину. Уже попав в квартиру, Джек сбросил туфли, швырнул на крючок пиджак и промахнулся. Мысленно он еще раз прокрутил разговор, остановившись на тех невероятных, невозможных, необъяснимых секундах, когда открыл рот и сказал своему лучшему другу: « Я не смогу тебе помочь. Извини». Никогда еще он не видел у Джонни таких красных и ярких глаз.