Андерс де ла Мотт - Конец лета

Кабинет Рууда располагался в дальнем конце, хотя «кабинет» — слишком пышное слово для описания комнатушки без окон, где обитал Рууд. «Чулан» было бы значительно ближе к правде. Пол — четыре квадратных метра линолеума, на стенах — доски объявлений, увешанные списками, рисунками и буклетами разных семинаров и групп.

Вероника немного нервничала, входя в святая святых Рууда без разрешения. В чулане пахло Руудом. Табак, кофе и еще что-то, не поддающееся описанию.

На письменном столе главенствовали клавиатура и компьютерный монитор-тяжеловес, почти полностью скрытый под записками. На тумбе стоял факс; Вероника позвонила Маттиасу с телефона Рууда и продиктовала номер, вытисненный на пластиковом ярлычке возле кнопки факса. Потом она принялась ждать, от нетерпения листая документы, пришпиленные на досках объявлений. Рууд, кажется, не сортировал бумаги — он просто прикалывал новые поверх старых, отчего доски казались коллажем, посвященным истории Общественного центра. Вероника дернулась, увидев в буклете собственное лицо. Вероника Линд, когнитивный терапевт. Фотографию сделали несколько лет назад, когда Веронику только приняли на работу. Мысль, что ее фотография напечатана в сотнях, а может быть, тысячах буклетов, оказалась на удивление неприятной. Или так отозвалось в ней воспоминание о Леоне и старом месте работы.

Внезапный звук заставил ее вздрогнуть. Факс ожил, и из него медленно потянулась широкая бумажная лента. Вероника нависла над аппаратом, почти затаив дыхание.

Маттиас был прав. Фотография оказалась мутной и уж точно не стала четче, пройдя через факс. Но одно по крайней мере было совершенно ясно и не менялось, сколько бы Вероника ни всматривалась в теплую бумагу.

Вероника выдохнула, тяжело села на стул Рууда и подтащила к себе телефон. Маттиас ответил после первого же гудка. Не стал утруждать себя приветствием.

— Ну?

Вероника в последний раз взглянула на изображение. У Исака Шёлина была совершенно обычная внешность. Волосы на косой пробор, слегка оттопыренные уши, застенчивый взгляд. Ни малейшего сходства с блондином из ее группы.

— Это не он.

— Ты уверена?

— Абсолютно.

— Ну ладно. — Несколько секунд Маттиас молчал — кажется, обдумывал продолжение. — Сколько раз этот человек приходил к тебе на группу?

— Два. В последний раз — вчера.

— Он разговаривал с тобой напрямую? Задавал вопросы?

— Нет. — Качать головой было, конечно, глупо — Маттиас ее не видел. — Он уходил, как только встреча заканчивалась.

Вероника поразмыслила, не сказать ли про мотоцикл и окурки на улице. Когда-то она рассказывала Маттиасу все свои секреты. Как давно это было! А потом он остался, а она уехала.

— Когда следующая встреча? — спросил Маттиас.

— В понедельник.

— Ты не можешь с кем-нибудь поменяться? — Брат смотрел на проблему практически — именно так, как Вероника и ожидала. Держись в стороне, спрячься на время — а там, может, само рассосется.

— Нет. — Вероника чуть было снова не покачала головой.

— Почему нет?

— Просто нельзя, и все. — Не было никакой охоты объяснять Маттиасу, что именно сейчас у нее нет пространства для маневра. Брат тут же начал бы задавать вопросы, а Веронике меньше всего хотелось рассказывать ему о своем крахе. О Леоне, терапии и о том, что она под колпаком у Рууда. Поэтому она резко сменила тему. — Я сегодня видела маму во сне. Ястребиные яйца на силосной башне.

Маттиас ничего не сказал, хотя Вероника знала, что он заерзал. Она почти услышала, как под ним страдальчески скрипнул стул.

— Ну, Вера… — Теперь голос у брата был гораздо менее решительный. Настолько неуверенный, что даже прервался.

— Как по-твоему, почему мама это сделала? — спросила она.

— Потому что мы поступили неправильно. Нельзя разорять птичьи гнезда.

— Я не об этом. Озеро, лед. Как ты думаешь, почему она покончила с собой? Врачи ведь говорили, что ей вот-вот станет лучше.

— Я-то откуда знаю? Мама утратила интерес ко мне задолго до рождения маленького принца.

Вероника по голосу брата поняла, что он тут же пожалел о сказанном. Но было поздно — слова вырвались. Повисли в телефонных проводах.

— В смысле, мы были не очень близки. Мне было всего шестнадцать, я понятия не имел, что у нее в голове. — Маттиас кашлянул. — И потом, это ты у нас психотерапевт. Почему люди совершают самоубийства?

— Потому что у них нет ничего, ради чего стоит жить. — Ответ пришел сам собой, она даже не успела продумать его.

Снова молчание. В трубке скрежетнуло, словно Маттиас поменял положение. Она слышала, как брат набрал воздуха, собираясь что-то сказать.

Тут послышался тихий стук, потом звук отворяемой двери. Неразборчивый женский голос.

— Хорошо, — ответил кому-то Маттиас. — Возьми машину, встречаемся у входа.

Потом он снова заговорил в трубку.

— Слушай, тут кое-что случилось. К сожалению, мне надо бежать. Позвони, если этот парень объявится в понедельник, и ничего не рассказывай ему о Билли. Поняла?

Прямо полицейский приказ, а не разговор брата с сестрой. Но прежде чем Вероника успела сказать об этом Маттиасу, тот положил трубку.

Вероника молча сидела за столом Рууда. Блондин оказался не Исаком Шёлином, что в каком-то смысле было неудачей. В глубине души Вероника надеялась на другое. Надеялась при случае расспросить, что он помнит о Билли. И, может быть, о маме.

Значит, не получится. Потому что этот блондин — не старый знакомец, а чужак. Кто-то, чьи цели и мотив пока не ясны.

Ей вдруг кое-что пришло в голову. Маттиас говорил, что Исак Шёлин и его мать прошлой весной обсуждали статью о Билли. Вероника включила компьютер Рууда и стала терпеливо ждать.

На поиски статьи ушло какое-то время, и Вероника быстро, не читая, прокрутила текст вниз. Но автором статьи оказалась женщина, а не сверхамбициозный молодой блондин, как она вообразила. Она опять вернулась к заголовку. Великолепно. Вся трагедия — всего в нескольких словах.

Лето, которое не закончилось.

Сразу под заголовком шли три фотографии. Одна — тот же портрет Билли, что лежал у нее дома в коробке. Вероятно, фотографию использовала полиция во время расследования и копия попала в газету. На второй был Томми Роот — фото, видимо, взяли с водительских прав. Светловолосый мужчина с цепким взглядом и высокомерной улыбкой. Привлекательный, признала Вероника. В нем чувствовалась некоторая опасность — такой тип нравится многим женщинам. Нравится ей самой.

Третье изображение оказалось компьютерной графикой. Человек на картинке походил на живого, однако ему недоставало чего-то трудноуловимого — чего-то, что делало бы его настоящим человеком.

Вероника всмотрелась в изображение, потом прочитала текст под ним. Комната качнулась, потом еще и еще, и она ухватилась за стол, чтобы не упасть.