Александр Куприн - Бармен из Шереметьево

«Какого агента? Что за агента?» — мелькнуло в голове, но думать времени не оставалось — оперативник начал подробно расспрашивать, быстро делая пометки. Разговаривали они четыре часа. Историю несчастной любви к мотоциклисту она благоразумно опустила — второй хлопок по ушам мог привести к инвалидности. В конце разговора Пономарев спрятал свое золотое перо, протянул ей лист бумаги и найденную в столе шариковую авторучку.

«Я, Слащева Галина Михайловна, 1959 г/р, — писала она под диктовку оперативника, — обещаю добросовестно сотрудничать с органами государственной безопасности СССР, хранить свою связь с ними в тайне, не разглашать сведения, ставшие мне известными в результате секретного сотрудничества…»

— Вам осталось выбрать оперативный псевдоним, которым вы будете подписывать свои сообщения, — таков порядок.

— Пусть будет «Шилина».

— А кто это?

— Это цыганка из Питера.

— Та, у которой племянники с арматурой? — усмехнулся опер.

— Она.

— Ну Шилина — так Шилина…

Далее Пономарев доходчиво объяснил, что Комитет интересуется только и исключительно иностранцами. В частности, господином Рюбом, хорошо ей известным, и посему ее задачей будет освещать каждый его шаг — больше не нужно ничего. Он так и сказал: «Ни-че-го».

Задержанную увели, кагэбэшник открыл окно и дверь, но запах мочи никуда не исчез. Скривился в гримасе смущения, выставил мокрый стул в коридор, а дверь захлопнул. Ай, неловко получилось, ай, нехорошо…

— Я не вернусь, — бросил он на выходе дежурному с красной повязкой, давая понять, что начальник распределителя свободен вновь пользоваться своим кабинетом.

Домой «Шилина» решила пойти пешком в наивной надежде, что холодный уральский ветерок выгонит запах. Тщетно — модную куртку теперь можно было лишь выбросить. Галя, впрочем, повесила ее до весны на балкон в надежде, что время и сквозняки приглушат эту вонь. Паспорт действительно оказался дома — лежал под старой косметичкой на подоконнике. Видно, выложила, когда тушь перекладывала, да и забыла, раззява… Капитан Некрасов больше ее не беспокоил. Он отлично понимал, что это уже не «путана обыкновенная», а ходячее ухо и глаз Комитета госбезопасности, а «смежников», как менты называли комитетских и наоборот, он не жаловал. Главным показателем его работы было раскрытие гостиничных преступлений — в основном это были кражи да мошенничество, а помощь Комитету никак не учитывалась, хотя эта помощь пожирала иногда много времени и усилий. Конфликтовать же с Комитетом или отказаться выполнять их «просьбы» было делом совершенно немыслимым, особенно сейчас — только что было раскрыто убийство милиционерами Московского метрополитена пьяненького замначальника канцелярии КГБ Афанасьева и по всему аппарату Министерства внутренних дел шла масштабная чистка. Уж лучше промолчать и помочь.

Галя, или, как теперь она называлась в документах, агент «Шилина», начала регулярно и подробно информировать обо всем, что происходило в их с Мартином романе, включая разговоры, перемещения и даже денежные дела. Именно Пономарев разрешил ей водить немца в съемную квартиру, именно он показал, как проходить в гостиницу через служебную дверь ресторана, минуя швейцара. Да и как не разрешить — агент не двурушничает, ее информация стопроцентно подтверждается аппаратурой, негласно установленной в квартире. Хлопот с ней практически нет благодаря отсутствию связей в городе. Не агент — золото.

Жизнь устаканилась, постепенно прошли звон в ушах и головные боли, появилась уверенность, и Галя, сама опасаясь в этом признаться, включила свой секретный план «Б» — она решила женить бундеса на себе. Деньги у него она теперь не выпрашивала, стала нежна, внимательна и даже пыталась ограничивать Мартина в алкоголе. Жить стало лучше, жить стало веселее — и все благодаря Комитету государственной безопасности СССР.

Если выйти из станции метро «Университет» к проспекту Вернадского, то на четной стороне проспекта в глаза непременно бросится большая угрюмая высотка. Не важно, что там написано на входе — на самом деле это РТ (разведка с территории) — секретное подразделение КГБ, чьи сотрудники занимаются делом не совсем обычным. В мире шпионских ведомств есть два устоявшихся вида деятельности: разведка, например, ЦРУ, и контрразведка, например, ФБР. Причем сотрудникам разведки закон прямо запрещает деятельность на территории своей страны — только за рубежом, а контрразведке, наоборот, предписано работать только «дома». В СССР на такую чепуху, впрочем, никто внимания не обращал — никто не вправе указывать советским чекистам, с какой территории им работать!

Ветреным холодным утром белая служебная «Волга» отвезла в аэропорт двух невеселых оперативников РТ: одного из начальников отделений Горяева и старшего опера, «германиста» Сидорова, свободно владеющего немецким — им предстояла малоприятная командировка в рабочий город Свердловск, где местными сотрудниками были подготовлены условия для вербовки гражданина ФРГ Мартина Рюба. В Свердловске москвичей встретили по-деловому, без подъездов к трапу и прочих понтов, — стремительно провели через депутатский зал и усадили в авто. Минут через пятнадцать езды по Сибирскому тракту, сразу за птицефабрикой, машина свернула влево на красивую и абсолютно пустую лесную отлично заасфальтированную дорогу и вскоре остановилась у КПП с надписью «Радиошкола». На довольно большой охраняемой и огороженной территории посреди леса находились Курсы усовершенствования специалистов радиоконтрразведки КГБ, хозяйственные постройки и пара коттеджей для ВИП-гостей. Там и разместили эртэшников. После ужина для них была натоплена баня, однако Горяев еще в аэропорту потребовал вызвать оперов, разрабатывавших немца, и от бани отказался. Полковник принадлежал к старой школе и предпочитал услышать, нежели чем прочитать — это всегда срабатывало. Примерно до полуночи он внимательно расспрашивал Пономарева и других сотрудников, затем отпустил их и лег спать. Наутро в голубом микроавтобусе РАФ командированных доставили в массивное старое здание номер 4 по улице Вайнера в самом центре уральской столицы для совещания и ознакомления с материалами. Как и предполагал Горяев, материалов оказалась огромная куча — сводки наружного наблюдения, распечатки телефонных разговоров с переводами, агентурные сообщения, аудио- и видеоматериалы. Сидоров погрузился в их изучение — ему предстояло составить план привлечения Мартина Рюба к негласному сотрудничеству, а практик Горяев, тайно презиравший всякое бумаготворчество, начал мучительно думать. Изначально он планировал спровоцировать немца на пьяное хулиганство и даже привез с собой микроклизмочку, в которой содержался психотропный препарат, вызывающий бесконтрольное буйство. Содержимое — всего десять-пятнадцать капель, выдавливалось в любой алкогольный напиток, после чего даже самый скромный яйцеголовый ботаник превращался в неуправляемого хулигана. Далее силами локальной милиции следовало возбудить уголовное дело по ст. 206 УК РСФСР, немца задержать и, поработав с ним в изоляторе временного содержания, отобрать подписку о сотрудничестве. Уголовное дело после вербовки можно не прекращать, но дать возможность подозреваемому выехать с территории СССР. Это позволит сохранить над источником некий дополнительный пресс. Однако чем глубже полковник вникал в характер разрабатываемого, тем меньше хотелось ему раскручивать этот сложный сценарий.