Альбина Нури - Город мертвецов [litres]

– Не твои. Мы чужие тебе. – Она подняла глаза на Зою. – Колдуны, как ты всегда и думала. Но если ты кому-то скажешь, тебя упекут в психушку.

Зоя молча смотрела на Еву, потом кивнула:

– Так я и знала. Скоро в городе никого не останется. Одни крысы да тараканы.

Ева прислушивалась к тому, что происходило с ней, и это приводило ее в отчаяние. Она попыталась сосредоточиться на открытии Прохода, но ничего не вышло. Ее силы – силы Хранителя – неужели их больше нет? Она отдала Севе все до капли и запас невосполним?! Нет-нет, такого не может быть! Наверное, они просто замерли, уснули… И Ева не могла разбудить их. Она ощущала лишь слабый отсвет там, где прежде было яркое сияние; тихий отзвук в том месте, где прежде гремел оркестр…

«Что со мной? Как я сумею попасть к своим братьям и сестрам? К Севе?»

Волевым усилием Ева приказала себе успокоиться: она истощена, должно пройти время, чтобы силы Хранителя восстановились. Нужно подождать…

Но сколько продлится ожидание? Месяц? Год? Десять лет?

Как бы то ни было, оставаться в Старых Полянах нельзя: невольно, не планируя этого, они с Севой изгнали горожан, а выжить в мертвом городе ребенку в одиночку не получится. Придется им с Зоей тоже уехать, пожить где-то, пока силы вернутся, чтобы открыть Проход.

– Нужно уезжать.

– Надо – поедем, – сказала Зоя, и больше они не перекинулись ни словом. Не о чем им было говорить.

Зоя уладила дела на работе. Они собрали вещи, сели в автобус, приехали в Уфу. Уже в автобусе Ева стала замечать неладное: пропала не только ее сила, постепенно исчезало и кое-что еще! Чем дальше они удалялись от Старых Полян, тем меньше она помнила то, что с ней происходило.

Воспоминания меркли, тускнели, выцветали, как надписи, сделанные «волшебной» ручкой с невидимыми чернилами, которую однажды купил им с Севой отец.

То, что недавно было живым и настоящим: трагедия в Старых Полянах, Егор Савич, Рокотов и строительство предприятия; братья и сестры, которые ждали ее в новом мире; их с Севой смерть и новое рождение; Гарик, их дружба и его гибель, Инна Валерьевна, учеба в школе и домашние дела – все отодвигалось куда-то, пропадало. Еву охватила паника: она с трудом могла вспомнить, как выглядел их дом и улица, на которой он стоял. В каком классе она училась? Как звали учительницу?

Процесс набирал силу. С каждым оборотом автобусных колес, с каждым километром дороги Ева все больше теряла себя, забывая, кто она такая. Она словно переставала быть! Привычки, детали, образы близких людей – все исчезало, растворялось, как дым от костра. Она хваталась за ускользающее прошлое, но оно покидало ее.

Все ее покидали.

Даже Сева… Даже Сева…

Сейчас, когда Ева шла по лестнице, точно зная, что Сева ждет ее вместе со всеми, ей было тяжело вспоминать об этом. Как сильно она тогда испугалась! Как тяжело было превратиться в человека ниоткуда!

К тому моменту, как они с Зоей вышли из автобуса, память Евы была чиста, как белый лист. Ни одной записи на пустых страницах.

А Зоя… Зоя, которая получила подтверждение, что Ева не ее дочь, не желала больше связываться с нею; терпеть возле себя ненавистную «ведьму», «беса» в человечьем обличье. Она купила Еве билет, наугад выбрав город, и посадила девочку в автобус.

– Все, езжай давай. Не вздумай меня искать!

Таковы были последние Зоины слова. Она не дала Еве с собой ни денег, ни документов. Но опасения, что кто-то свяжет ее с Евой, были напрасны. Девочка при всем желании не смогла бы сделать этого: она уже не помнила, кто та женщина, что только что была с нею рядом… Ничего о себе не помнила, и это рождало в сердце такой ужас, что она не могла произнести ни слова.

Ева села у окна, не зная, с кем только что простилась и куда едет. Образ Зои выветрился у нее из головы вместе со всеми остальными обитателями прежней жизни. Все оказалось стерто из сознания на долгих двадцать лет, продолжая жить лишь в подсознании в ожидании своего часа.

Годы шли, а Ева и не подозревала, что в ней, словно в больной раздвоением личности, жили два человека, которые лишь теперь, когда она шла по белой лестнице, соединились, слились воедино.

Первый человек – Хранитель, живущий глубоко-глубоко, всегда знал, где ее истинный дом, и стремился попасть туда. Второй – Инна, был глух и держался за ту жизнь, которая успела стать привычной и понятной. Хранителю нужно было снова оказаться в Старых Полянах, в том месте, где все началось. Инна понятия не имела, что это за место.

Силы Хранителя постепенно восстановились. Ева выросла, окрепла и готова была вернуться, но… не стремилась сделать это, потому что не знала, куда, как и зачем. Не знала, кто она такая.

Братья и сестры, соплеменники и единородцы ждали Еву в новом мире, нуждались в силе своего Хранителя. Сева, любимый муж, тосковал по ней, призывая день за днем.

Но Ева была глуха к призывам и мольбам. Связь между нею и ее народом напоминала сломанный телефон: они пытались говорить с ней, но она не слышала, не воспринимала. Благополучная, успешная жизнь, среда, в которую она врастала все глубже, карьера, деньги, квартира, сотни и тысячи мелочей – все это мешало понять свое предназначение, опутывало невидимыми сетями, скрывало прошлое и разрушало будущее.

Потребовалось потрясение, чтобы пробить брешь в той броне, которая окружала ее подлинную личность, – этим потрясением стала потеря всей прежней жизни.

Теперь Еве все было понятно: и то, почему она полюбила Игоря – ведь он напомнил ей Гарика, да и звали их одинаково; и то, почему она, несмотря на свою любовь, нашла причину и не стала рожать от него детей. И главное: кто был виноват в том, что ее счастливая жизнь пошла прахом.

Братьям и сестрам Евы пришлось причинить ей боль – только так они могли вернуть себе Хранителя. Вернуть Еву домой. Им нелегко было сделать это, но общими усилиями, собравшись и сконцентрировавшись, они сумели добиться своего: создали временную петлю. «Инна» попала в Старые Поляны, потеряла год, лишилась всего, чем дорожила, и принялась искать причину.

Тайные знаки пробивались на поверхность сознания, она видела то события минувших дней, то саму себя в разных воплощениях и образах: маленькой девочки; говорящей загадками старухи, открыто называвшей себя Хранителем; красивой сильной женщины… Как трудно было понять все это, принять истину!

«Все возможно, – вспомнила Ева слова Павла Ивановича. – В каждой временной точке, в каждый момент бытия все мы – совсем другие люди, но при этом остаемся собой. Другие, но неизменные…»

Таинственные голоса, телефонные звонки, призраки, жуткие картины, шокируя, пугая, поражая воображение, пробуждали ее память, постепенно возвращали Еву самой себе.

Натуся… Натуся и ее нерожденный ребенок. Вот кто по-настоящему пострадал. Жалость и боль укололи Еву. Хранитель понимала: ее братья и сестры не желали обрекать Натусю на смерть, не могли предугадать такого исхода… Тот роковой разговор был необходим: если бы Натуся принялась искать подругу, забила тревогу, всячески помогала Еве после возвращения, все усилия оказались бы напрасны – был шанс, что она преодолеет препятствие и вернется к обычной жизни.