Грир Хендрикс - Безымянная девушка

– Пожалуй, я немного озабочена, – признается дочь. Помедлив, она продолжает: – Я сейчас работаю вместе с одной молодой ассистенткой. Ее отец остался без работы, а у них младшая дочь – инвалид. Я вот думаю, нельзя ли как-то помочь этой семье.

– И что ты надумала? – Отец откидывается на спинку стула.

Мать берет из корзинки хлебную палочку, отламывает от нее кончик.

– Он живет в Аллентауне. Ты там знаешь какие-нибудь компании?

– В какой области он работал? – хмурится отец.

– Был агентом по срочному страхованию жизни. Они не привередливы. Наверняка он охотно возьмется за любую работу.

– Ты не перестаешь меня удивлять, – произносит отец. – Такой занятой человек, важная работа, и еще находишь время решать чужие проблемы.

Мать, доев хлебную палочку, говорит:

– Надеюсь, ты не переживаешь до сих пор из-за той девушки. – По тону это скорее констатация, а не вопрос.

Дочь не выказывает внешних признаков расстройства или возбуждения.

– Они никак друг с другом не связаны, – ровным голосом отвечает она.

Сторонний наблюдатель не заметил бы, что ей непросто сохранять самообладание.

Отец треплет дочь по руке.

– Посмотрю, что можно сделать, – обещает он.

Официант ставит на стол именинный торт. Мать задувает единственную свечу.

– Возьми домой большой кусок – для Томаса, – говорит она, задерживая взгляд на дочери.

Потом, прищурившись, добавляет:

– Ждем вас обоих на Рождество.

13 декабря, четверг

Для выполнения сегодняшнего задания за мной не прислали машину, не дали указаний относительно наряда, не велели действовать по написанному сценарию.

Все, что мне известно, это время и место: фотовыставка Дилана Александера в музее Бройер, где я должна пробыть с 11:00 до 11:30, а потом приехать во врачебный кабинет доктора Шилдс.

Когда она позвонила мне во вторник после обеда и дала эти инструкции, я спросила: «Что конкретно я должна сделать?»

«Я понимаю, что мои задания приводят вас в замешательство, – отвечала она. – Но крайне важно, чтобы вы действовали вслепую, иначе ваша осведомленность повлияет на объективность результатов».

Добавила она только одно:

Джессика, будьте самой собой.

Меня это обескуражило.

В жизни мне приходится играть разные роли: трудолюбивый визажист; девушка в баре, отдыхающая с друзьями; преданная дочь и старшая сестра.

Но ни один из этих образов не похож на того человека, которого видит доктор Шилдс. А она видит женщину, которая, сидя на диване, открывает ей свои секреты и уязвимые точки. Но вряд ли это та роль, которую я должна сегодня сыграть.

Я пытаюсь припомнить, какие комплименты делала мне доктор Шилдс, какие-то свои действия и поступки, которые могли побудить ее сказать, что я для нее больше, чем объект исследования. Возможно, именно эту часть себя я должна сегодня обнаружить. Но мне не припоминаются какие-то особые ее похвалы – только то, что она одобряет мой вкус и такое качество, как прямодушие.

Подбирая наряд, я сознаю, что одеваюсь для визита к ней, а не в музей. В последнюю минуту я достаю серо-коричневый палантин доктора Шилдс. Убеждаю себя, это для того, чтобы защититься от декабрьского холода, но в действительности я нервничаю, а шарф дарит ощущение комфорта. Я вдыхаю его запах и различаю слабый аромат ее пряных духов, хотя он уже наверняка должен был выветриться.

До музея я иду завтракать в кафе с Лиззи. Ей я сказала, что у меня важная клиентка и мне необходимо уйти ровно в десять. Хотела, чтобы у меня был небольшой запас времени, ведь в Нью-Йорке даже полдень обычно мало чем отличается от утреннего или вечернего часа пик и нельзя сбрасывать со счетов такие возможные неприятности, как задержка в метро, пробки или сломанный каблук.

За завтраком Лиззи верещит о своем обожаемом младшем брате Тимми, который учится в десятом классе. Я познакомилась с ним прошлым летом, когда вместе с Лиззи поехала на выходные к ее родителям. Тимми – милый, симпатичный мальчик. Он решил не проходить отбор в баскетбольную команду, о чем всегда мечтал. Теперь вся семья никак не оправится от шока: из четырех братьев он один отказался бороться за право быть членом спортивной команды.

– И чем же он хочет заниматься? – любопытствую я.

– Записался в клуб робототехники, – отвечает Лиззи.

– Ну, возможно, в этой сфере у него больше перспектив, чем в спорте, – комментирую я.

– Тем более что у него рост всего сто шестьдесят пять, – соглашается она.

Я рассказываю ей немного о Ноа. Про подробности нашего знакомства я умалчиваю, но признаюсь, что в субботу вечером у нас с ним было второе свидание.

– С тем парнем, который вызвался приготовить для тебя завтрак? – уточняет Лиззи. – Мило.

– Да, по-моему, он милый. – Я смотрю на свои бордовые ногти. Мне и самой непривычно, что я так много скрываю от подруги. – Ну все, побегу. До скорого.

У музея я оказываюсь на десять минут раньше.

Иду к входу, и вдруг – визг тормозов, крик:

– Матерь божья!

Я резко оборачиваюсь. Буквально в десяти шагах от меня на дороге перед такси распласталась седая женщина. Таксист выбирается из машины, несколько человек кидаются к месту происшествия.

Я тоже подбегаю и слышу, как таксист говорит:

– Она выскочила прямо передо мной.

Теперь вокруг пострадавшей сгрудились пять-шесть человек, среди них и я. Женщина в сознании, но как будто пребывает в ступоре.

Парочка, что стоит рядом со мной – им обоим за тридцать, – берет ситуацию в свои руки. Они оба спокойны, знают, что делают.

– Как вас зовут? – спрашивает мужчина. Сняв с себя синее пальто, он укрывает им седую женщину. Оно широкое, и под ним она выглядит особенно маленькой и хрупкой.

– Мэрилин. – Даже это одно-единственное слово, кажется, лишило ее сил. Она закрывает глаза и морщится.

– Кто-нибудь вызовите скорую, – отдает распоряжение спутница мужчины, плотнее укутывая в пальто Мэрилин.

– Уже звоню, – говорю я, набирая «911».

Я сообщила диспетчеру адрес и украдкой глянула на часы: 10:56.

И тут меня осенило. А вдруг это инсценировка? В гостиничном баре доктор Шилдс с моей помощью устроила проверку незнакомому мужчине.

Не исключено, что сегодня она проверяет меня.

Возможно, это и есть мой тест.

Мужчина и женщина, что склонились над Мэрилин, оба привлекательны, в деловых костюмах и очках. Может, и они часть постановочного эксперимента?

Я бросаю взгляд вокруг, ожидая увидеть где-нибудь неподалеку рыжие волосы и пронизывающие голубые глаза доктора Шилдс, словно она стоит за кулисами, дирижируя спектаклем.

Я отмахиваюсь от подозрения. Не могла же она подстроить наезд – это безумие!

Я наклоняюсь к Мэрилин и спрашиваю: