Дин Кунц - Голос ночи

— Сколько?

— Я бы мог дать тебе д-долларов сто.

— Двести.

— С-слишком много. Ей в-вовсе не нужен такой дорогой п-подарок. Как насчет ста двадцати?

— Нет.

Мистер Плевич еще раз просмотрел стопку комиксов, и в конце концов они сговорились на ста сорока долларах наличными.

Калифорнийский федеральный банк располагался на углу через полдома от букинистического магазина. Колин отдал одному из кассиров монеты, извлеченные из своей копилки, и обменял их на банкноты.

С двумястами одиннадцатью долларов в кармане он зашел в магазин радиотоваров на Бродвее и купил самый хороший магнитофон, который только мог себе позволить. У него был уже кассетный магнитофон, но слишком громоздкий, и, кроме того, микрофон не брал ничего с расстояния больше чем три-четыре шага. А тот, что он купил сегодня за сто восемьдесят долларов — на тридцать долларов дешевле обычной цены, — брал чисто и записывал с тридцати шагов, как объяснил ему продавец. Более того, он был всего девять дюймов в длину, пять — в ширину и три — в высоту, так что его легко было спрятать.

Через несколько минут после того, как он вернулся домой и спрятал магнитофон, заскочила его мать. Она быстро переоделась и дала ему денег, чтобы он поужинал в кафе Чарли. Когда она ушла, он сделал себе бутерброд с сыром и запил его молоком с шоколадом.

После ужина он поднялся к себе в комнату и стал проверять свой новый магнитофон. Вещь была отличная. Магнитофон и компактный, и совершенно не искажал голос. Он мог записывать, как и обещали, на расстоянии тридцати шагов, но уже не столь точно воспроизводил голос, а это не устраивало Колина. Он опробовал магнитофон — еще и еще и установил, что точность записи сохраняется на расстоянии двадцати пяти шагов. Но и этого было достаточно.

Он зашел в спальню к матери, порылся в ночном столике, затем в туалетном. Пистолет лежал в ящике туалетного столика. Это был револьвер с двумя предохранителями, и когда его снимали с предохранителя, на фоне темно-синего металла появлялась пара красных предупредительных точек. Он говорил Рою, что пистолет, вероятно, не заряжен. Но он был заряжен. Он поставил его на предохранитель и положил туда, где он и лежал, — на груду шелковых платков матери.

Колин позвонил Хэзер. Они вновь обсудили свой план, пытаясь найти какие-нибудь просчеты. Но план казался надежным.

— Завтра я поговорю с миссис Борден, — сказал Колин.

— Ты считаешь, что это нужно?

— Да, — сказал он. — Если удастся узнать у нее хоть немного и записать на пленку, это пригодится нам.

— Но если Рой узнает, что ты разговаривал с ней, он может что-нибудь заподозрить. А если он догадается, то исчезнет момент неожиданности.

— В этой семье не очень хорошие отношения. Возможно, она даже не скажет Рою, что разговаривала со мной.

— А если расскажет?

— Надо рискнуть. Если она скажет что-то, что поможет нам понять Роя, понять мотивы его поступков, нам легче будет убедить полицию.

— Ну что ж... хорошо, — сказала Хэзер. — Но позвони мне после разговора с ней. Я хочу все знать.

— Ладно. И тогда завтра вечером мы загоним Роя в ловушку.

Она помолчала, а затем спросила:

— Так скоро?

— Больше незачем ждать.

— Еще день или два не помешают, чтобы все хорошенько обдумать. Наш план. Может быть, там есть прокол. Может быть, мы что-нибудь упустили.

— Ничего мы не упустили. Мы достаточно обсуждали его. Он сработает.

— Ну хорошо.

— Ты в любой момент можешь выйти из игры.

— Нет.

— Я не обижусь.

— Нет, — повторила она. — Я хочу помочь тебе. Я нужна тебе. Мы все сделаем завтра вечером.

Ночью Колин проснулся, весь дрожа, покрытый испариной, — во сне его мучили кошмары. Он не мог точно припомнить, о чем они были. Единственное, что он помнил: в них была Хэзер, и ее крик заставил его проснуться.

В полдвенадцатого в воскресенье утром Колин приехал к гавани и сел на скамейку на набережной, выбрав такое место, где ему был хорошо виден вход в магазин под названием «Сокровища». Это был сувенирный магазин, который жил с доходов от туристов. В «Сокровищах» можно было купить открытки, лампы, сделанные из морских ракушек, ремни — из морских ракушек, пресс-папье — из морских ракушек, а также морские ракушки — из шоколада, футболки с претендующими на остроумие надписями, книжки и путеводители по Санта-Леоне, свечи в форме знаменитой колокольни монастыря Санта-Леоны, фарфоровые тарелки с видами Санта-Леоны и много разной другой чепухи. Мать Роя Бордена работала в этом магазине пять раз в неделю, включая воскресенье.

В руках Колин держал небрежно свернутую нейлоновую ветровку. В ней был спрятан новый магнитофон. Даже учитывая свежий ветер, дующий с океана, день был слишком теплым для того, чтобы брать с собой на всякий случай куртку, но Колин надеялся, что миссис Борден не обратит на нее внимания. Никаких причин, чтобы подозревать его в чем-либо, у нее не было.

По набережной гуляло много народа: люди разговаривали, смеялись, рассматривали витрины магазинов, ели облитые шоколадом бананы; среди них были красивые, длинноногие девушки в бикини и шортах. Колин заставлял себя не смотреть в их сторону. Он боялся, что отвлечется и пропустит Хелен Борден, и тогда ему придется вступать с ней в разговор в шумном, набитом народом магазине.

Он увидел ее без десяти двенадцать. Она быстро шагала по набережной — голова прямо, плечи расправлены: очень деловая.

Он засунул руку в сложенную ветровку и включил магнитофон, затем встал и поспешил ей навстречу. Он успел догнать ее до того, как она вошла в магазин.

— Миссис Борден?

Услышав свою фамилию, она резко остановилась и обернулась. Она явно не узнала его и была озадачена.

— Мы встречались с вами дважды, — объяснил он. — Но оба раза мельком. Я Колин Джекобс. Друг Роя.

— А! Ах да.

— Мне надо поговорить с вами.

— Я иду на работу.

— Это важно.

Она посмотрела на часы.

— Это очень, очень важно, — повторил он.

Она медлила, глядя на открытую дверь магазина.

— Это о вашей дочери, — сказал он.

Она рывком повернула голову.

— Это о Белинде Джейн, — сказал он.

У миссис Борден было загорелое лицо. Когда Колин произнес имя ее мертвой дочери, загар остался, но кровь отхлынула из-под него. Женщина вдруг стала старой и больной.

— Я знаю, как она умерла.

Миссис Борден молчала.

— Мне рассказал Рой, — сказал он.

Женщина будто застыла. Ее глаза были ледяными.

— Он часами рассказывал про Белинду, — продолжал Колин.

Когда она заговорила, ее тонкие губы остались почти неподвижными:

— Не вмешивайся не в свои дела.

— Рой заставил меня слушать, — сказал Колин. — Я не хотел. Но он стал рассказывать мне секреты.