Кристина Эрман - Пожирающая Серость [litres]

У края озера Харпер застыла и посмотрела на черную воду, втягивающую лунное сияние в себя, вместо того чтобы отражать его. Она и Харпер хотела затянуть. Девушка чувствовала притяжение волн, они будто ее манили. Она вспомнила, как грязная вода сомкнулась над ее головой. Красновато-коричневую руку, утерянную на дне озера.

И шагнула в воду.

Ее пальцы погрязли в иле, край сорочки намок. Ступни царапали маленькие осколки камня, но Харпер не останавливалась. Вода казалась бархатной на ее коже, прохладной и приятной. Вскоре озеро доставало ей до подбородка. Волосы плавали вокруг нее, словно водоросли. Харпер откинула голову. Луну окружали звезды – яркие пятнышки, вращающиеся вокруг полузакрытого глаза.

Она вдохнула, закрыла глаза и погрузилась в воду.

Под поверхностью озера не было света. Мир вокруг Харпер выглядел как чрево, его темные объятия, пусть это и казалось невероятным, уговаривали ее спуститься ниже. Она обхватила колени целой рукой и позволила течению нести себя ко дну озера.

Ее плечо царапнули камни, и Харпер выпрямилась. Ее тело распласталось на середине озера, и она выпустила поток воздуха, невидимые воздушные пузырьки поплыли обратно к поверхности.

Рука девушки потянулась вперед, пальцы зажали глину в горсти. Ее ноги погрузились в вязкое дно. Харпер потихоньку начала подниматься в вертикальное положение, а затем замерла. Ее волосы струились вокруг плеч и талии, путаясь в кружеве сорочки. Впервые за много лет Харпер чувствовала абсолютное спокойствие.

Она ждала.

Что-то высвободилось из ее сознания, а вода взревела вокруг, резким потоком открывая дверь, о существовании которой она и не подозревала.

Харпер вспомнила. Вспомнила все.

Она оттолкнулась и поплыла вверх, глина струйкой, похожей на паутину, выскальзывала из ее пальцев. Девушка вынырнула, посылая рябь по воде, и сделала щедрый глоток воздуха.

Харпер подняла голову подмигивающей луне и издала длинную, низкую ноту ярости.

На голове Джастина была медная корона из листьев. Деревья начали менять цвет, и каждый раз, возвращаясь с тренировки, юноша прихватывал кусочек леса с собой. Он как раз доставал листья из волос, когда вдруг за дверью в спальню раздался голос Мэй.

– Выходи, – попросила она. – Джастин, пожалуйста! Мне нужно показать тебе что-то важное.

Он проигнорировал ее. Да, Джастин вернулся домой. Но пройдет еще много времени, прежде чем слова сестры перестанут звучать в его голове. Он гадал, наступит ли однажды день, когда он хоть немного перестанет в них верить. В голосе Мэй появились панические нотки:

– Мама уже видела. Ты должен на это посмотреть – сейчас же.

Джастин невольно ощутил любопытство.

Но он устал защищать Мэй, когда она очень четко дала понять, что лично ее не интересует его защита. Он перестал быть этим человеком, как только сдал свой медальон основателя.

Голос Мэй стал визгливее, чем обычно; даже визгливее, чем был в кабинете их матери:

– Хотя бы открой окно!

Несмотря на доводы рассудка, Джастин поднял заиндевевшее окно вверх и посмотрел на темное, разрастающееся очертание боярышника.

А затем ахнул.

Их фамильное дерево от корня и до самой вершины превратилось в рыжевато-бурый камень.

Окаменевшие ветки спиралью поднимались от безжизненного ствола. Среди листьев сидели недоуменные птички, которые уже никогда не слетят на землю, низко и испуганно чирикая.

Он смотрел на доказательство, что Харпер получила его записку, что она поверила ему и прислушалась, и улыбался.

Айзек Салливан дошел до руин прямо перед рассветом.

Их было легко найти. Все, что потребовалось, – это довериться мышечной памяти, сойти с главной дороги и пройти через лес к остаткам того, что он однажды называл домом.

Айзек остановился у места, где трава переходила в кратер выжженной земли. Три года назад там стояло имение Салливанов – высокое, гордое и полное жизни. Но теперь от него остался только грубый фундамент из обугленных кирпичей и древесины.

Лично Айзек считал, что так дом смотрелся лучше.

Несколько минут он разглядывал творение своих рук, подавляя желание мысленно восстановить развалины в свой бывший дом – витражное окно над дверью, огромные каменные колонны, которые поддерживали фронтон, словно пара сутулых плеч.

Каждый раз, когда он сюда приходил, то все больше забывал, как раньше выглядел дом, и запоминал, какой грудой камней он стал. Вот почему Айзек так часто сюда наведывался. И почему вообще уничтожил усадьбу Салливанов. Он хотел ее забыть.

И поскольку он приходил сюда, чтобы забыть, это место хорошо – идеально – подходило, чтобы избавиться от всего, что напоминало ему о Джастине Готорне.

Айзек принес три главных признака их дружбы: «По эту сторону рая», единственную книгу, которая понравилась им обоим; кроссовки для бега, подаренные Джастином, которые он почти не надевал; и крошечную серебряную статуэтку в форме дерева, которую Джастин в порыве гнева украл из офиса шерифа и спрятал дома у Айзека.

Первым делом он уничтожил статуэтку; его разум напряженно сосредоточился, и от серебра остался один только пепел. Затем он расправился с обувью.

Когда пришел черед книги, Айзек замешкался. Ему не нравилось их портить. Но когда он открыл ее и обнаружил на первой странице имя Джастина, написанное знакомым корявым почерком, его охватила такая боль, что ладони сами разгорячились.

Его преданность Джастину переросла в невозможность в первую очередь думать о себе. Говорить «нет». Долгое время Айзек думал, что это любовь.

Он ошибался.

Но от этого ему было ничуть не менее больно.

Юноша поднял руки в воздух, позволяя остаткам романа ссыпаться на землю, а затем стряхнул с них пыль.

С другой стороны кратера, в облачке сажи, парящем в воздухе, появилось человеческое очертание. Айзек посмотрел на крупные руки, созданные для того, чтобы сжиматься в кулаки, на татуировки, покрывающие запястья и плечи, и на лицо, которое стало только более резким и жестоким за те годы, что они не виделись. Шрам на его шее начал пульсировать в такт сердцебиению, когда Габриэль Салливан встретился с ним взглядом.

– Скучал по мне, братец? – спросил он, и слова эхом пронеслись по руинам.

Впервые со своего четырнадцатого дня рождения Айзек вспомнил, что такое страх.

Идея этой книги пришла ко мне, когда я училась в колледже за рубежом. Я отправилась в Европу за вдохновением, а в итоге поняла, что хочу написать о лесе на севере штата Нью-Йорк, который я оставила позади. Тогда мне и в голову не приходило, что это изменит мою жизнь. Я даже не знала, есть ли у меня писательские навыки. Только то, что я влюбилась в Вайолет, Харпер и Джастина и должна была рассказать их историю. Я очень рада, что мне это удалось.