К Тюдор - Меловой человек

— Все не все, а какую-нибудь задницу прихватить можно, — подмигивает она и плавной походкой покидает кухню. Я слышу ее шаги на лестнице.

Вопреки здравому смыслу, я наливаю себе еще. Я немного нервничаю, но, наверное, это естественно. Потому что я не знаю, чего ожидать от этого вечера. Смотрю на часы — половина седьмого. Думаю, пора и себя немного привести в порядок.

Я поднимаюсь наверх, быстро принимаю душ и переодеваюсь в серые вельветовые брюки и рубашку, вполне обычную, на мой взгляд. Провожу расческой по волосам, в результате чего они начинают топорщиться еще сильнее.

Не знаю, как у других, но мои волосы не поддаются никакой укладке — ни простой расческе, ни воску и гелю. Как-то раз я подстригся совсем коротко, но волосы каким-то чудом отросли на пару дюймов всего за ночь. Но, по крайней мере, у меня волосы есть. А вот судя по тем фотографиям Майки, которые я видел, ему не так повезло.

Я отвожу взгляд от зеркала и спускаюсь вниз. Как раз вовремя. В этот же момент раздается звонок, сопровождаемый тяжелым стуком дверного молотка — бах-бах-бах. Терпеть не могу, когда люди сначала звонят, а потом начинают еще и барабанить, давая таким образом понять, что им нужно войти так срочно, что они не побрезгуют использовать весь арсенал при атаке на мою частную собственность.

Беру себя в руки и пересекаю холл. Застываю — всего на миг, — а затем открываю дверь…

В книгах такие моменты обычно самые драматические. Реальность разочаровывает своей банальностью.

Я вижу маленького жилистого мужичка средних лет. Волос у него почти не осталось — если не считать небольшого полукруга на лысой голове. На нем, судя по всему, очень дорогая рубашка, спортивная куртка, темно-синие джинсы и сверкающие лоферы на босу ногу. Мне всегда казалось, что мужская обувь без носков выглядит по-идиотски. Как будто человек одевался в жуткой спешке, в темноте, да еще и с похмелья.

И я знаю, что видит он. Тощего мужика, более высокого, чем все остальные, в потертой рубашке и мешковатых брюках, с дикой шевелюрой и чуть более морщинистым лицом, чем положено в сорок два года. Но есть особенные морщины, которые нужно заслужить.

— Эд! Рад тебя видеть.

Честно говоря, не могу ответить тем же, поэтому просто киваю. И, прежде чем он протянет мне руку и я буду вынужден ее пожать, я отступаю и делаю приглашающий жест.

— Пожалуйста, проходи.

— Спасибо.

— Сюда.

Я принимаю его куртку и пристраиваю ее на вешалку и затем показываю путь в гостиную, хотя совершенно уверен, что Майки не забыл, где она находится.

Меня внезапно поражает, какая у меня убогая и темная гостиная. Может, она видится такой в сравнении с великолепным отутюженным Майки. Сейчас эта комнатка кажется пыльной, облезлой — сразу ясно, что ее владелец не особенно заботился о красоте ее убранства.

— Могу я предложить тебе выпить? Я как раз недавно открыл бутылку неплохого «Бароло». Есть еще пиво или…

— Пиво будет в самый раз.

— Отлично. У меня «Хейнкен».

— Что угодно. Я не так уж часто пью.

— Точно. — Это еще одна наша общая черта. — Принесу его, оно в холодильнике.

Я иду на кухню, достаю и открываю бутылку «Хейнкена». Перед тем как уйти, снова беру свой бокал с вином и делаю большой глоток, а затем доливаю туда еще из бутылки, уже наполовину пустой.

— Ты неплохо поработал над этим старым домом.

Я подпрыгиваю и оборачиваюсь. Майки стоит в дверях и осматривается. Интересно, видел ли он, как я пью вино и подливаю себе еще? А потом мне становится интересно, какого черта меня это должно волновать.

— Спасибо, — говорю я, хотя мы оба знаем, что я почти ничего не сделал для «этого старого дома».

Я передаю ему пиво.

— Такой старый дом, наверное, жрет много денег, а? — спрашивает он.

— Это не самое худшее.

— Удивлен, что ты его не продал.

— Думаю, я тоже могу быть сентиментальным.

Я отпиваю из бокала. Майки — из бутылки. Момент затягивается, и вполне естественная пауза превращается в неловкую тишину.

— Итак, — говорит Майки, — ты теперь учитель?

Я киваю:

— Да. Кара за мои грехи.

— Тебе это нравится?

— Почти всегда.

Почти всегда мне нравится тот предмет, который я преподаю. И я стараюсь поделиться этой любовью со своими учениками. Я хочу, чтобы им полюбились уроки, хочу, чтобы они уходили с них с багажом новых знаний.

Но бывают и такие дни, когда я чувствую себя уставшим, когда у меня болит голова с похмелья и я ставлю всем пятерки, лишь бы они заткнулись к чертям и оставили меня в покое.

— Забавно. — Майки встряхивает головой. — Я всегда думал, что ты станешь писателем, как твой отец. Язык всегда был твоей сильной стороной.

— Ты тоже всегда неплохо выдумывал. Думаю, поэтому ты теперь занимаешься рекламой.

Он смеется, но этот смех кажется немного неестественным. И вот — еще одна пауза.

Я делаю вид, что проверяю, как там спагетти.

— Наскреб тут немного. Надеюсь, ты не против спагетти?

— Да, отличная идея. — Я слышу скрип стула, когда Майки на него опускается. — Спасибо… за хлопоты. Я имею в виду, что с легкостью смог бы оплатить ужин где-нибудь в пабе.

— Надеюсь, не в «Быке»?

Выражение его лица становится более напряженным.

— Думаю, ты рассказал им о том, что я приехал.

Уверен: говоря «им», он имеет в виду Хоппо и Гава.

— Вообще-то нет. Но Хоппо сказал, что вы с ним столкнулись в городе, так что…

Майки пожимает плечами:

— Что ж, я не собирался держать это в тайне.

— Так почему ты попросил меня ничего им не говорить?

— Потому что я трус, — отвечает он. — После того случая, после всего, что произошло… не думаю, что кто-то из них захотел бы со мной увидеться.

— Кто знает, — говорю я. — Людям свойственно меняться. В конце концов, это было давно.

Это ложь, но лучше уж солгать, чем сказать: «Ты прав. Они все еще ненавидят тебя всеми фибрами души, и особенно Гав».

— Наверное. — Он снова хватается за бутылку и делает несколько крупных глотков. Для того, кто «почти не пьет», он неплохо справляется.

Я достаю из холодильника еще одну бутылку и ставлю перед ним на стол.

— Я просто хотел сказать… Мы все тогда совершали вещи, которыми нельзя гордиться.

— Кроме тебя.

Прежде чем я успеваю что-либо ответить, у меня за спиной раздается фырканье. Спагетти выкипают. Я быстро выключаю газ.

— Помочь тебе с чем-нибудь? — спрашивает Майки.

— Нет, все в порядке.

— Спасибо. — Он поднимает бутылку. — Я пришел к тебе с предложением.

Ну вот.

— Да?

— Тебе, наверное, интересно, почему я вернулся?

— Неужели ради моих легендарных макарон?

— В этом году будет тридцать лет, Эд.

— Я в курсе.

— СМИ уже проявляют интерес к этому.

— А вот я к ним — нет.