Роберт Блох - Доктор У.Падок, я вам чужд

Бромли кивнул.

— Отлично. А знаете ли вы, что в последние несколько лет вирус того же гриппа претерпел уйму непредсказуемых мутаций? Мы изобретаем одно лекарство — он вырабатывает к нему иммунитет. Изобретаем другое — он и под него подстраивается. Знаете, к чему это все в итоге привело? Сегодня грипп уже не тот, что раньше. Он теперь совсем новый.

Он думает, я совсем на голову больной, подумал про себя Бромли, но доктора слушать не перестал. У.Падок продолжал говорить, его голос становился все громче и громче.

— Вирус гриппа стал другим, но он по-прежнему цепляется к людям. Отклонение от нормы — сумасшествие, как это принято называть, — меняется с теченьем лет, но сходим с ума все те же мы. Полвека назад самой распространенной формой сумасшествия была вера в дьявольскую одержимость. Три сотни лет назад все еще живы были предрассудки о колдовстве и сглазе. Тот, кто не мог встроить свою личность в социум, создавал новую личность — и становился колдуном или ведьмой, так как колдовство — это Сила, подразумевающая абсолютное знание и абсолютную власть над жизнью и смертью. Распадающаяся личность в поисках самореализации — вам это говорит о чем-нибудь?

Бромли кивнул, хотя едва ли понимал, к чему клонит док. Ничто для него теперь не имело смысла. И, чем громче становился голос дока, тем страшнее ему было.

— Так дела обстояли столетия назад. Ведьм и колдунов сжигали на кострах — этих заблудших мечтателей, покусившихся на запредельный авторитет. Но времена меняются, Бромли! Посмотрите, что стало с вами. Ваша личность распалась, не так ли? Вы стали терять связь с реальностью. Ваши ориентиры рухнули. Вам не за кого было уцепиться — живете вы один, и никаких близких связей у вас нет. Никто не мог помочь вам восстановить целостность мира. Да и работа ваша была сплошь фальшивка. Апогей фальшивости — насаждение лжи в угоду созданию искусственной репутации. Разве не в этом заключается работа агента по связям? Вы жили в искусственном мире, пользовались искусственным языком и выражениями искусственного языка — «сленгом», как вы сами сказали. Там же сплошь заимствования, доверительные «коронные фразочки». Но вот ваше внутреннее «я» взбунтовалось — и, не успев даже осознать перемену, вы столкнулись с тем, что весь ваш труд перестал быть реальным в ваших же глазах. Вы, само собой, запаниковали — самоидентификация стала для вас чем-то непростым. Так ведь?

Страх уже почти запустил когти в душу Бромли, потому как и сам доктор, стоя предельно близко к нему, мог бы запустить в него когти, если бы таковые у него имелись. Бромли кивнул, надеясь, что страх уйдет. Но ему хотелось, чтобы доктор У.Падок оставался с ним, хотел, чтобы он решил наконец его проблему.

— Вы ведь человек далеко не глупый, Клайд, — подчеркнул доверительным тоном доктор. — Вы почувствовали, что что-то не так, что что-то происходит. И вы совершили то, что другим еще только предстоит. То, что в грядущем породит новую манию. Вот почему ваш случай так важен, Клайд: вы — один из первых маньяков нового образца!

Теперь каждое слово доктора заставляло Бромли трястись от страха, но и перестать слушать он не мог.

— Кто-то начинает с того, что ищет литературу из разряда «помоги-себе-сам», точно так же, как и те, кто хотел познать колдовство, начинали изучать древние так называемые гримуары. Кто-то идет даже дальше и ударяется в парапсихологию — экстрасенсорику, телепатию, так называемый оккультизм. А кто-то и вовсе уходит в отрыв. Призвать дьявола они не могут, зато — вполне легко приобщаются к идеям Фрейда, Юнга, Адлера, Стадлера и прочих злодеев. Они более не произносят заклинаний, зато заучивают новую Кабалу, новую тайную доктрину. Шизофрения, эхолалия, инволюционная меланхолия — как хорошо эти слова ложатся на язык, разве нет? Пойми же, Клайд. Разве в один из тех долгих скучных дней, когда работа не спорилась, ты не шел в библиотеку и не зарывался в труды по психиатрии? Разве все последние несколько месяцев — это не погружение в иллюзию, галлюцинацию, обсессию, невроз и психоз? Чувствуя, что сходишь с ума, разве не решил ты бороться с этим посредством изучения психиатрии? Как колдун, что погружается в темные искусства!

Бромли попытался встать. Лицо доктора У.Падока угрожающе нависло над ним, потом отдалилось, потом — снова нависло.

— О да, в старину люди становились — хотя бы в собственных глазах — колдунами и ведьмами. И теперь ты знаешь — как минимум, догадываешься, — о том, что произошло с тобой. Последняя неделя расставила все по своим местам — больше ты не мог быть агентом по связям. И рационально мыслящим человеческим существом ты тоже больше не мог быть. Поэтому, в отчаянной попытке создать новую личность, ты стал психиатром — и изобрел меня! Ты ведь сам поначалу заметил, что моя приемная чем-то похожа на твою. Что мой секретарь похож на твоего. Что сам я напоминаю тебя! Неужели еще не понял? Это твоя приемная. Твой секретарь. Ты каждый день заявляешься сюда и лежишь на собственной кушетке. Ничего удивительного в том, что девчонка тебя побаивается, нет — она-то слышит, как ты тут часы напролет болтаешь сам с собой. Ну что, теперь-то ты знаешь, кто ты такой? Это твой последний шанс, Клайд. Тебе придется решить раз и навсегда. Ты можешь снова стать собой — если у тебя еще осталась вера в себя. Если ее нет, то ты — маньяк нового образца. В общем, спрашиваю тебя в последний раз — Клайд Бромли, кто ты такой???

Дрожа и чувствуя, как приемная вращается вокруг своей оси, Клайд Бромли лежал на кушетке и внимал нахлынувшим на него видениям. Вот малютка Клайд цепляется за руку матери. Вот лейтенант Бромли в военной форме. Вот Скорый Бромли — пожимает руку популярному комическому актеру: договор на новое шоу подписан. Вот Бромли сидит в публичной библиотеке и выискивает ответы на мучающие его вопросы в гуще терминов и наук. А вот Бромли лежит на кушетке, трясется и цепляется за воздух.

Клайд внял каждому видению, перемешал их затем, рассортировал… и сделал свой выбор. Он ответил на вопрос доктора У.Падока — но про себя, не вслух.

И страх мигом схлынул, и Бромли уснул. Он проспал на кушетке долго. Когда он проснулся, было уже темно, и в приемной он был один. Кто-то робко стучался в дверь.

И то была его секретарь. Теперь он это знал. Он был в собственном офисе, и его секретарь вошла, робко и неспешно, когда он, с улыбкой счастливого прозревшего, открыл ей дверь.

— Я, признаться, немного волновалась, — сказала девушка. — Вы так долго сидели здесь, и от вас — ни звука…

Про себя Бромли хохотал без остановки — счастливым новообретенным смехом. Смех рвался наружу, но он смог одолеть его и спрятать глубоко-глубоко.