Луиза Дженсен - Подарок [litres]

– Нет. Свадьбу играли совсем в другой стороне. У Калли не было причин оказаться в Вудхейвене.

– Натан не мог подсказать, почему так случилось?

– Он был безутешен. И сбит с толку не меньше нас. Полиция задавала вопросы по поводу психического состояния Калли: не могла ли она сознательно направить машину в дерево? – Краска отхлынула от лица Томаса. – Видите ли, она не была пристегнута ремнем безопасности. – Теперь он заметно дрожал. – Трудно представить, в каком надо быть упадке духа, чтобы сотворить с собой такое. Только это не о нашей Калли, она была совершенно счастлива. Если бы было по-другому, мы бы об этом знали. Вы согласны?

– Конечно. – Я коснулась его руки.

– Я думаю так: она вывернула руль, чтобы на кого-то не наехать. На животное, выскочившее прямо перед капотом. Это очень характерно для Калли – для нее было совершенно невозможно причинить другим боль. На дороге не было следов торможения, но полицейские сказали, что так бывает, если асфальт мокрый. – Том открыл коричневый кожаный альбом, перелистал страницы и, вынув снимок, протянул его мне. – Вот Натан.

Осторожно, сознавая, что кончики пальцев могут оставить на фотографии следы, я взяла ее за уголок и положила на ладонь. На меня смотрел высокий, смуглый, симпатичный парень. Взглянув на его вьющиеся волосы и шоколадные глаза, я почувствовала, как у меня затрепетало глубоко в груди. На снимке Натан и Калли стояли на запорошенной снегом лужайке. На заднем плане, несмотря на зиму, деревья и кусты были в ярких цветных точках. Калли прижалась к груди Натана щекой и смотрела на него с обожанием.

– Вы поддерживаете с ним отношения?

– Нет. Он был вне себя от горя. И, если честно, я ему тогда нагрубил. Утверждал, что он не мог не знать, что Калли с нами нет, практически обвинил во лжи. А тут еще полиция со своими вопросами. – Том покачал головой. – Я не хотел его обидеть – знал ведь, как сильно он любил нашу дочь, но эмоции взяли верх. Наверное, хотел найти виноватого. Ужасно. На похоронах Калли мы не сказали друг другу ни слова, а на поминки он не пришел. Потом я извинился, и, когда через несколько месяцев он завез ее вещи, мы выпили чаю. Но разговор получился неловким. А ведь раньше… до того… он был мне как сын. – Голос Тома от волнения дрожал.

– Здесь они выглядят счастливыми.

– Так и было. Он в ней души не чаял. Это их первое Рождество.

– Где они снимались? Симпатичное место. – Я перевернула фотографию, но на обороте надписи не оказалось.

– Дома. Раньше у нас было красиво. Калли нравилось ухаживать за садом, а не сидеть взаперти. Мы-то с Амандой в садоводстве совсем ничего не смыслим.

Я посмотрела сквозь стеклянную дверь на небольшой мощеный дворик.

– Не здесь, – объяснил Том, заметив мое недоумение. – Раньше мы тоже жили в центре, но после того, что случилось с Калли, и крушения бизнеса больше не могли тянуть ипотеку и переехали сюда.

– Простите. – Я не могла себе представить, сколько им пришлось пережить за год.

– Есть гораздо более неприятные вещи, чем потеря денег. – Том коснулся моей руки. – А мы выкрутились. Были кое-какие накопления, выручает оставшаяся с прежних дней страховка, которая дает небольшой доход. Пусть сейчас мы на мели, но пятьдесят лет – не тот возраст, чтобы окончательно отказаться от работы, и я планирую чем-нибудь заняться, если найду место. Хотя на меня уже смотрят, как на динозавра, да и Аманду не хочется оставлять одну – она такая слабая.

Том забрал снимок, а я вернулась к первой странице альбома. Калли и Софи, но гораздо более юные, позировали на золотистом песке. За ними блестело море, с неба обжигало оранжевое солнце. Девочек можно было принять за близняшек: одинаковые светлые волосы, одинаковые желтовато-зеленые купальники.

– Им нравилось на побережье. Софи плавать не умела, но любила бултыхаться в воде. Каждый год они закапывали меня в песок.

Следующая фотография могла сойти за поздравительную открытку: родители с красивыми дочерями на фоне рождественского дерева. Светили огоньки гирлянды, на ветвях были симметрично развешаны серебристые украшения. Калли и Софи держали в руках блюдо с имбирными пряничными человечками.

По сравнению с фотографией Том почти не изменился. Похудел, в глазах не было улыбки, но он был вполне узнаваем. Но чтобы понять, что рядом с ним Аманда, мне пришлось поднести фотографию к глазам и всмотреться в изображение. Лицо более округлое и гладкое, волосы пышнее и отливают цветами меда и жженого сахара. На шее искрится кулон в виде звезды – рубины и бриллианты сияют так же ярко, как ее улыбка. Когда Аманда открыла мне дверь, я решила, что ей за пятьдесят, но сейчас подумала, что ей должно быть лет на десять меньше. Горе ее иссушило.

На последнем фото в альбоме были Калли с Натаном. На нем – желтый галстук, кремовая гвоздика в петлице. На ней – элегантное длинное красное платье в блестках, которое должно было диссонировать с ее крашеными малиновыми волосами, но почему-то хорошо с ними сочеталось. Они сидели за круглым столом, в центре которого помещался искусно составленный букет. Но не он, а лицо Калли привлекло мое внимание. Я с удивлением взглянула на Тома. Он вздохнул.

– Неудачный снимок. Совсем ее не красит. В тот день Калли ударилась на работе о шкаф. Она бы его стерла, если бы увидела, но это последнее ее фото, которое мы сделали.

– Снято вечером, перед тем как она погибла?

– Да.

Калли сидела, отвернувшись от Натана и наморщив лоб. Она то ли была поглощена своими мыслями, то ли смотрела на что-то, что не попало в объектив фотоаппарата. Густая косметика не могла скрыть синяк под глазом и распухшую щеку.

– Калли так и не пришла в сознание, – продолжал Том.

Фраза повисла между нами. С таким же успехом эти слова мог произнести мой отец обо мне. Я посмотрела Тому в глаза.

– И как вы поступили? Подписали согласие на донорское изъятие сердца?

– Она бы этого хотела. Я с вами откровенен, Дженна. – Том сжал мне руку, и у меня по телу разлилось ощущение теплоты. – Мне приятно сознавать, что Калли спасла вам жизнь. И я думаю, для Аманды хорошо, что вы здесь – это может хоть немного вытащить ее из черноты. Во всяком случае, это надежнее, чем чертовы таблетки, которыми ее пичкают врачи. От них у нее лишь упадок сил, но никакого подъема настроения. Она ни с кем не разговаривает, не выходит из дома. Знакомство с вами и уверенность, что часть Калли продолжает жить… – Он похлопал меня по руке. – Я рад, что вы приехали.

– Я тоже рада, – ответила я. И это было правдой.

– Надо посмотреть, как там Аманда. – Том пересек гостиную, но теперь не прежней целенаправленной походкой, а мелкими, неторопливыми шагами, шаркая по полу подошвами. Он, казалось, хотел что-то добавить, а подойдя к двери, обернулся и привалился к косяку: – Ну почему все так случилось? Вопросы, вопросы. Аманда, оглушенная лекарствами, по ночам спит, а я ломаю голову. Почему они уехали со свадьбы? Как Калли оказалась в Вудхейвене? Почему Натана не было рядом с ней? Готовясь к похоронам, мы с ним об этом заговорили. Он разрыдался и сказал, чтобы я перестал об этом твердить, иначе сойду с ума. Но я-то плакать не мог – настолько был зол. Знал, что Натан прав: даже если мы выясним, как погибла Калли, дочь нам не вернуть. – Том покачал головой. – Никогда не понимал, что американцы подразумевают, когда упоминают катарсис… Извините. – Он пошаркал ногой по ковру.