Саймон Бекетт - Множественные ушибы [litres]

К горлу уже подкатывала горечь, когда я наконец нащупал полиэтиленовый пакет. Его гладкая увесистость напомнила мне обо всем, о чем я хотел забыть. Мне было дано достаточно времени для размышлений, как поступить дальше, но казалось, гораздо легче не думать об этом вообще. Теперь выбора не оставалось. Озираясь, я стал искать, где бы среди наваленного на чердаке хлама спрятать пакет. Но все места выглядели слишком очевидными, и требовалось такое, где на пакет не наткнулись бы нечаянно.

Подумав, я все-таки нашел одно такое место.

Над виноградником гудела пчела – жужжала с каким-то подвыванием, будто подбитый самолет. Вокруг что-то тренькало, казалось, палящее солнце заставляет вибрировать воздух. Зной давил и иссушал энергию и волю. Я глядел через вход в амбар, сидя на кромке цемента и привалившись спиной к старому винному чану. Здесь было намного прохладнее, чем на чердаке. Обед так и стоял на ступеньке, где я его оставил, когда полез на чердак прятать пакет. Вернее, стояла тарелка, а все остальное нашла Лулу и съела. Но я был не голоден. Спаниель, переваривая мой обед и наслаждаясь тенью, развалился рядом. Надо было возвращаться к работе, но я больше не видел в этом смысла. События утра опустошили меня. Визит жандармов выбил из колеи даже сильнее, чем инцидент на площади. Тогда по крайней мере я имел возможность укрыться на ферме и за запертыми воротами почувствовать себя в безопасности. Теперь внешний мир настиг меня и здесь, напомнив, что любая надежда на убежище не более чем утопия. Я не мог прятаться у Арно до бесконечности.

Вопрос стоял так: куда податься?

Глядя из амбара, словно из кокона, на залитый солнцем виноградник, я машинально расковыривал щель в цементном полу. Край легко отваливался. Было что-то завораживающее в том, как, напоминая песок на пляже, сыпались между пальцев крошки. В растворе недостаточно цемента, машинально отметил я. Щель уже до этого стала больше, потому что я наступал на нее, когда шел к лестнице. В самом широком месте она достигала дюйма, и, когда я провел вдоль нее пальцами, что-то зашуршало.

Двигаться мне не хотелось. Я повернул голову, но в полумраке амбара ничего не разглядел, хотя на ощупь было похоже на кусок ткани. Может, попало вместе с цементом? Еще один пример выдающихся строительных способностей этого Луи. Я дернул за кончик, но он был слишком мал, чтобы как следует ухватиться. Потеряв интерес, я стряхнул землю с рук и забыл о ткани в щели. Большое помещение пропиталось острым запахом старой древесины и винного уксуса. Не предполагал, что после случившегося почувствую себя настолько разбитым, но жара и нервное потрясение – могучее сочетание, и оно сделало свое дело. Привалившись головой к грубой поверхности чана, я смотрел на день за порогом – на этот светлый прямоугольник в темноте…

Что-то ударило меня по ноге, и на мгновение я испугался, что опять угодил в капкан. А когда с меня слетели последние остатки сна, смутно различил наклонившуюся надо мной фигуру.

– Что такое?

Я увидел перед собой Арно. Он холодно уставился на меня, готовый снова пнуть ногой. Лулу отчаянно виляла хвостом, умудряясь выглядеть испуганной и виноватой одновременно.

– Чем занимаешься? – спросил он.

Я протер глаза и окончательно проснулся.

– У меня обеденный перерыв.

– Пятый час.

Я посмотрел поверх его плеча: свет во дворе стал другим. Поднявшаяся вверх дымка подернула небо белым муслином, превратив солнечный диск в бесформенное сияние.

– Не беспокойтесь, все наверстаю, – произнес я.

Я думал, Арно сделает какое-нибудь едкое замечание, но он как будто даже не слушал. Зато его лицо было озабоченным.

– Матильда сказала, жандармы говорили с тобой.

– Один из них.

– О чем?

– Спрашивал, что случилось вечером.

– Что ты ему наболтал?

– Сказал, что было темно и я ничего не видел.

Арно внимательно посмотрел на меня, стараясь определить, говорю я правду или лгу.

– Это все, что он хотел у тебя узнать?

– Еще интересовался, как я повредил ногу.

Арно зло ощерился.

– И ты ему сообщил, что попал в капкан?

– Сказал, что наступил на гвоздь.

– Он тебе поверил?

Я пожал плечами.

Челюсти Арно ходили ходуном, словно он пережевывал информацию. Затем отвернулся и пошел прочь. Мы оба не хотели, чтобы здесь шныряла полиция. Хотя Арно не развалился бы, просто сказав «спасибо». Он прошел всего несколько шагов и, остановившись, нехотя проговорил:

– Сегодня Матильда готовит что-то особенное. Можешь поесть с нами.

И удалился, прежде чем я ответил.

Когда я ковылял к дому, двор уже погрузился в тень. Одинокая курица не пожелала уступить дорогу, пришлось отпихнуть ее тростью в сторону. Птица закудахтала и захлопала крыльями, а затем снова принялась подбирать какие-то невидимые крохи. Мои только что вымытые волосы и борода были влажными. Я даже приоделся по такому торжественному случаю – нацепил свежую майку и джинсы почище. Но чувствовал себя неловко – привычное окружение показалось каким-то странным.

Я твердил себе, что это всего лишь ужин.

Лулу выставили во двор. Не теряя надежды вернуться в кухню, она слонялась у двери. Завидев меня, подошла, повиляла хвостом, но интересовал ее не я, а возможность проникнуть внутрь. Окна были открыты, и из них доносился запах жареного мяса. Я чуть помешкал в нерешительности, поднял руку и постучал в дверь. Открыла Греттен. Она отступила в сторону, давая мне пройти, а попытавшейся проскользнуть под шумок собаке загородила дорогу.

– Нет, Лулу.

В кухне, где готовили еду, было жарко и душно. На старой плите что-то тихонько булькало в кастрюле.

– Садитесь, – улыбнулась Матильда.

Я подошел к накрытому на четверых столу и отодвинул один из разрозненных стульев.

– Это папин, – сообщила Греттен.

Пока я брел к другому, она топталась около стола. Если не считать моей вчерашней фразы, когда я велел ей оставаться дома, – мы не сказали друг другу ни слова.

– Спроси, может, он хочет аперитив, – бросила через плечо Матильда.

– Не учи, сама знаю, – пробурчала сестра и неловко повернулась ко мне. – Хотите аперитив?

– Не откажусь.

Мне требовалось выпить, чтобы справиться с предстоящим вечером. Я и без того был на грани срыва и теперь ждал, что Греттен предложит мне что-нибудь на выбор, но та вопросительно посмотрела на Матильду.

– Есть пастис, – сказала та и замолчала, следовательно, альтернативы не существовало.

– Пастис – это прекрасно, – кивнул я.

Арно вошел в тот момент, когда Греттен доставала из буфета бутылку. Он нес заспанного, капризничающего Мишеля.

– Это что еще такое? – нахмурился отец, увидев, что делает дочь. Греттен бросила отворачивать крышку «Рикара».