Илья Деревянко - Разборка

– Вали к своему Кадию, передай – пусть вешается! – устало сказал он.

Олег, так звали освобожденного пленника, медленно брел по улице. Близилось утро, и ночная темень постепенно превращалась в серый полумрак. Два помятых мужика, терзаемые ранним похмельем, затаривались в ночной коммерческой палатке. Олег недоумевал, почему его отпустили. Мирон ошибся. Парень знал одну из берлог Кадия, но решил молчать до конца. Ему не хотелось становиться предателем. Вместе с тем странная гуманность враждующей банды ошарашивала. Кадиевцы бы ни за что не отпустили живым пленного, даже рядового боевика...

Рядом притормозила машина. За рулем сидел Валера, на заднем сиденье развалился Кадий, полчаса назад прирезавший Полухина.

– Откуда ты взялся? – удивился Валера и распахнул переднюю дверцу. – Садись!

Машина выехала на шоссе и понеслась в противоположную от города сторону.

– Где был?! – хрипло, зло спросил Кадий. Олег честно рассказал все.

– Отпустили живым? – удивился Кадиев. – Ты им ничего не сказал, и они опустили?!

В душе его зашевелилось ядовитое подозрение. «Что за чушь! Мирон отпустил пленного, который, ко всему прочему, не раскололся! Невозможно! Наверняка щенок выложил адрес Маринкиной квартиры. Придется линять оттуда. – Кадий в ярости заскрипел зубами. – Уютное было местечко. Проклятый иуда!»

– Притормози у обочины, отлить хочу, – сказал он Валере.

Неожиданно Олег почувствовал, как тонкий шелковый шнурок намертво перехватил горло. Он забился в судороге, безуспешно пытаясь высвободиться. Через пару минут все было кончено. Кадиев знал свое дело. Мертвое тело оттащили в ближайший овраг, закидали листьями. Валера предложил закопать, но Алексей презрительно отмахнулся.

– Ни к чему возиться! Если найдут, подумают на Савицкого, нам же лучше!

Когда отъехали от места происшествия километров пять, Кадиев попросил еще раз остановиться. Не спеша достал из-под сиденья бутылку, сделал прямо из горлышка несколько крупных глотков, жадно закурил сигарету.

– Мы недооценили Савицкого, – сказал наконец Кадий, выкинув окурок в окно. – Думали, тюфяк, белоручка, а на самом деле у него волчья хватка! Сколько наших на тот свет отправил!

– Ты предлагаешь сдаться? – криво усмехнулся Валера.

– Не выйдет, пути назад нет! Есть другая идея. На месяц все, даже рядовые шестерки, мотаем из города. Допустим, на юга. За это время все утихнет, Слава расслабится. И тогда-то мы возьмем его тепленького! Усвоил?!

– Отличная мысль, – восхитился Валера. – Отдохнуть действительно не помешает.

Кадиевцы исчезли, словно в воду канули. Три недели в Северном районе Н-ска царили тишь да благодать. Кое-кто из ребят уже праздновал победу. Савицкого, однако, терзали смутные подозрения. Больно быстро сдался Кадий, не похоже это на него. В то же время ему здорово прижали хвост: за несколько дней выбили более половины банды, в том числе трех старых «соратников» – Стрижа, Енота и Седого. Может, правда, перетрусил, подался в бега, как в свое время из родного города. Дай-то бог! Не разрешив для себя полностью этой проблемы, Савицкий принялся за текущие дела, заброшенные во время военных действий. Мир это или перемирие? Неизвестно! В любом случае, передышка оказалась весьма кстати.

На повестку дня встал вопрос банды Егорова. Савицкий всегда проводил жесткую «колониальную политику». В Северном районе, помимо его собственной, обитало несколько мелких банд, но все они подчинялись Славиной бригаде и существовали как бы на правах автономии. Пожалуйста, трясите коммерсантов, ездите на «стрелки», но предварительно будьте любезны поставить в известность, если хотите называть себя «северными». Савицкий поступал так не из барской прихоти, а из трезвого расчета. В глазах всего Н-ска Северная бригада ассоциировалась с его именем, и за любые действия могли спросить именно с него. Егоровцы называли себя «северными», но власти Савицкого не признавали. До сих пор, загруженный до предела другими, более важными делами, он не обращал на них внимания, тем более что банда была молодая, едва встававшая на ноги. Имели несколько точек в центре города, в Северный район приезжали только спать. Пес с ними!

Но вчера произошла неприятность, Славе позвонил главарь Южной бригады, по кличке Маршал.

– Распустил ты, Слава, своих ребят, – после обмена обычными любезностями с укором сказал он.

– Что? Расскажи подробнее!

Суть дела заключалась в следующем: некий коммерсант по имени Лева, находившийся «под крышей» у Егорова, любил корчить из себя блатного, наверное, оттого, что когда-то просидел несколько лет за мошенничество в лагере общего режима. Леве досталась непыльная, доходная должность заведующего каптеркой. Поэтому он не хлебнул даже десятой доли тягот «зазаборной жизни», но зато переполнился уголовной романтикой. Гуляя в ресторане, он случайно повздорил с ребятами из Южной бригады.

– Мы северные, мы вам покажем, – вопил подвыпивший Лева, распустив пальцы веером. – Хотите, забьем «стрелку»? О'кей, в субботу на шоссе около памятника.

– Понятно, – заскрипел зубами обозленный Савицкий. – Вот что, Маршал, это не мои ребята, но я примерно догадываюсь, кто! Оборзели, сявки! Тут из-за проклятого Кадия совсем про них забыл. Ты на стрелку не езжай, я сам с ними разберусь, – немного успокоившись, добавил он.

– Отлично! – обрадовался Маршал. – А что там у вас с Кадием?

– Слышал небось?

– Конечно, слышал! Столько крови пролили! Воры недовольны. Газеты кричат о разгуле преступности, менты шмонают подряд все машины, хватают кого ни попадя.

– Что я мог поделать, Кадий первый начал, мне самому в спину стреляли, едва жив остался!

– Да, понимаю, где он сейчас, не знаешь?

– Если б знать!

– Ладно, Славка, удачи тебе и будь осторожен, Кадиев – большая сволочь!

Константин Егоров имел о своей персоне весьма высокое мнение. С детства занимался спортом: боксом, карате, потом увлекся культуризмом. При помощи специальных таблеток Костя накачал огромные мышцы, которыми невероятно гордился. Сейчас, как обычно по вечерам, он находился в спортзале вместе со всей своей бандой, в которой состояло, кроме него, шесть человек. Остальные ребята тоже были спортсменами. Во главу угла Егоров всегда ставил физическую силу. Тяжело отдуваясь, он выжимал из положения лежа стодвадцатикилограммовую штангу, любуясь краем глаза, как перекатываются раздутые грудные мышцы. Остальные занимались кто чем. Трое тоже качались при помощи гирь и тренажеров, а двое, надев боксерские перчатки, лениво обменивались ударами: работали главным образом на технику, не нанося сильных ударов. Закончив упражнение со штангой, Егоров тяжело поднялся, полотенцем вытер обильно струившийся по массивному телу пот.