Ширли Джексон - Призрак дома на холме. Мы живем в замке [litres]

Она смотрела на меня долго и серьезно, без улыбки.

– Во всяком случае, костюм был другой; из больницы мне дядю Джулиана отдали в пижаме и халате.

– Может, сейчас пригодился бы один из этих?

– Его, скорее всего, похоронили в старом костюме Джима Кларка.

Констанция отправилась в подпол, но остановилась.

– Маркиса?

– Что?

– Ты понимаешь, что вещи дяди Джулиана – единственная одежда в доме. И мои вещи все сгорели, и твои.

– И их вещи на чердаке тоже.

– Мое единственное платье на мне – вот это розовое.

Я оглядела себя:

– А на мне коричневое.

– Твое пора стирать и чинить. Маркиса, ты свою одежду вмиг снашиваешь.

– Я сделаю себе костюм из листьев. Сейчас прямо и начну. А вместо пуговиц – желуди.

– Маркиса, я же не шучу. Нам придется носить одежду дяди Джулиана.

– Мне не разрешается трогать вещи дяди Джулиана. На зиму я сделаю себе подкладку из мха и шапку из птичьих перьев.

– На Луне носите на здоровье, мисс Глупышка. На Луне ходите в костюме из кошачьей шерсти, как Иона, я и слова не скажу. Но здесь, в нашем доме, вы наденете старую рубашку дяди Джулиана и, может статься, даже его брюки.

– И купальный халат, и пижаму… Нет уж. Мне вещи дяди Джулиана трогать не разрешается, я буду носить листья.

– Теперь разрешается. Я тебе разрешаю.

– Нет.

Она вздохнула.

– Что ж, значит, их надену я. – Она вдруг остановилась и засмеялась, потом взглянула на меня и снова засмеялась.

– Констанция, ты что?

Она бросила вещи дяди Джулиана на спинку стула и, смеясь, побежала в кладовку. Она выдвинула ящик, и я тоже засмеялась, я поняла, что она хочет достать. Вернувшись, она свалила рядом со мной целую кучу скатертей.

– Вот что вам безусловно подойдет, модница Маркиса. Вот, смотри, эта годится – с каймой из желтых цветов? Или эта – клетчатая, красно-белая? А дамастовая, боюсь, жестковата, к тому же на ней видна штопка.

Я встала и приложила к себе скатерть в красно-белую клетку.

– Прорежь мне дырку для головы, – сказала я, очень довольная.

– Но у меня нет ни иголки, ни ниток. Придется тебе подвязаться веревкой, или пусть болтается, как тога.

– А дамастовую я возьму вместо плаща. Ну, скажи, у кого еще такой есть плащ?

– Ох, Маркисонька. – Констанция выронила из рук скатерть и обняла меня. – Что же я наделала? У моей девочки ни дома, ни еды. Вместо платья – скатерть. Что я наделала?

– Констанция, я тебя очень люблю.

– Девочка одета в скатерть, точно кукла.

– Констанция, мы будем очень счастливы, слышишь?

– Ох, Маркиска… – Она обняла меня еще крепче.

– Констанция, ну послушай же! Мы будем очень-очень счастливы.

Я сразу облачилась в скатерть, чтобы Констанция не успела передумать. Выбрала я клетчатую, красно-белую; Констанция прорезала дырку для головы, а я взяла золотой шнур с кисточкой – тот, срезанный с занавески из гостиной, – и подвязала вместо пояса; получилось, на мой взгляд, очень красиво. Констанция сперва загрустила, печально отвернулась, увидев меня, и принялась отстирывать в раковине мое коричневое платье; но мне новое одеяние нравилось, я радостно закружилась по кухне, и скоро Констанция снова улыбнулась и даже засмеялась.

– Робинзон Крузо носил звериные шкуры, – заявила я. – У него не было ярких одежд с золотыми поясками.

– Должна признаться, яркое тебе очень к лицу.

– Вот и носи шкуры дяди Джулиана, а я предпочитаю мою скатерочку.

– Ее стелили для завтрака, когда выносили столы на лужайку. В столовой красное с белым, конечно, неуместно.

– Я теперь буду то завтраком на лужайке, то званым ужином при свечах, то…

– Маркиской-грязнулей. У тебя чудесный наряд, но грязная мордашка. Мы потеряли почти все, милая барышня, но чистая вода и расческа у нас пока остались.

Уборка в комнате дяди Джулиана оказалась неожиданно удачной: Констанция поддалась на уговоры и вытащила кресло-каталку на улицу – укрепить мои завалы. Констанция катила пустое кресло, и выглядело это ужасно нелепо; я попыталась представить, что в нем сидит дядя Джулиан, сложив на коленях руки; но о дяде Джулиане напоминали лишь потертая спинка каталки да носовой платок под подушечкой. Кресло-каталка будет в моей баррикаде могучей силой – мертвый дядя Джулиан отпугнет пришельцев грозной пустотой, которая от него осталась. Я очень боялась, что дядя Джулиан совсем исчезнет: бумаги спрятали в коробку, каталку выставили на баррикаду, зубную щетку выкинули, даже запах дяди Джулиана выветрился из комнаты; но на лужайке, где он обычно сидел, Констанция высадила куст желтых роз, а я однажды вечером сбегала к протоке и похоронила на берегу золотой карандашик с его инициалами: чтобы вода нашептывала его имя. Иона повадился в запретную прежде комнату дяди Джулиана, а я так и не зашла.

Хелен Кларк появлялась у наших дверей еще дважды: стучала, кричала, звала, умоляла ответить, но мы затаились. Обнаружив, что из-за моих завалов дом не обойти, она сказала у парадных дверей, что больше не вернется; и действительно не вернулась. Однажды вечером – возможно, в тот день, когда Констанция посадила куст для дяди Джулиана, – мы, сидя за ужином, услышали робкий стук в парадные двери. На Хелен Кларк не похоже – стучат слишком робко; я молча встала и поспешила через прихожую – удостовериться, что парадные двери заперты; Констанция из любопытства пошла за мной. Мы прильнули к дверям и прислушались.

– Мисс Блеквуд, – тихонько позвали снаружи. Он, верно, и не подозревает, что мы совсем рядом. – Мисс Констанция? Мисс Мари Кларисса?

На улице еще не совсем стемнело, а здесь, в прихожей, мы едва различали друг друга, только лица наши белели у дверей.

– Мисс Констанция, – окликнул он снова. – Послушайте меня.

Должно быть, говорит и озирается – не подглядывает ли кто.

– Послушайте, – повторил он. – Я тут курицу принес. – Он тихонько постучал в дверь. – Я надеюсь, что вы меня слышите. Я принес курицу, жена сама готовила, жарила. Тут еще немного печенья и пирог. Я надеюсь, что вы меня слышите.

Глаза Констанции округлились от изумления. Мы оторопело глядели друг на друга.

– Я знаю, вы меня слышите, мисс Блеквуд. Я там у вас стул сломал, простите меня. – Он снова постучал в дверь, совсем тихо. – Ну, так я оставлю корзинку тут, на пороге. Надеюсь, вы меня услышали. До свидания.

Робкие шаги звучали все тише, спустя минуту Констанция сказала:

– Что будем делать? Откроем?

– Позже. Когда совсем стемнеет.

– Интересно, какой там пирог? Как думаешь, он не хуже моих?

Мы доели ужин и дождались темноты; наконец я решила, что нас уже никто на веранде не заметит; мы прошли через прихожую, я отперла двери и выглянула. Корзинка стояла на ступени, прикрытая салфеткой. Я внесла ее в дом и заперла двери, а Констанция забрала корзинку на кухню.