Джонатан Келлерман - Жертвы

– Тигр?

– Нет, приятель, так называется мое племя. Тиграи – благородный народ из Эритреи [52] Историческая область и государство по соседству с Эфиопией. . Всю свою жизнь я вижу яркие сны, в которых рассказывается, что я происхожу от союза царицы Савской и царя Соломона.

Я покивал.

– Не веришь, – сказал он. – Это твоя проблема. Настанет день, когда цари восстанут и правда ослепительно засверкает.

– Надеюсь, это поможет решить проблему с пробками.

Он уставился на меня. Потом сложился от смеха.

– Значит, ты комик… Люблю комиков, сам в свое время работал с некоторыми. – Он назвал несколько имен, как известных, так и нет. – Обычно они делают скрытые рисунки. Для личного пользования, так сказать.

– Типа маллета [53] Тип прически, популярный в 1980-е: волосы более-менее коротко стрижены везде, кроме заднего участка у шеи, где отращиваются длинные. , – вставил я. – Деловая спереди, отвязная с тыла.

– Маллет – для лохов. – Он ткнул пальцем в фотографию Фрэнки Ди Марджио. Изображение смялось. – Жалко ее, на вид серьезная цыпочка. Хорошая костная структура; я мог бы сделать так, чтоб она собой гордилась. У Тигретто она только время потеряла.

– Так называется салон твоего брата?

– Нет, приятель, так он сам себя называет. Тигретто значит маленький тиграи. Как будто мы итальянцы или что-то вроде того. А заведение называется «Занзибар». Как будто он оттуда. – Мастер захохотал. – А сам-то из Пасадины.

Через тридцать пять минут я стоял перед рыхлым, мягкотелым темнокожим со светлой кожей и с детским лицом. Наголо обритый череп укреплял впечатление, что передо мной ребенок-переросток. И еще голос. Как у запыхавшегося Майкла Джексона.

Внутри все было как у брата, – тату-салон и разномастное барахло. Увидев фото Фрэнки Ди Марджио, он кивнул.

– А, конечно, узнаю – та, спокойная… Она вас послала? – Тигретто оглядел меня с ног до головы. – Хотите рисунок для личного пользования?

– К несчастью, она мертва. Убита. – Предупреждая его следующий вопрос, я быстро показал бейджик консультанта. Он вытаращился, не обратив внимания на малоубедительные доказательства моей квалификации.

– Убита? О нет… Кем?

– Это мы и пытаемся выяснить.

Глаза Тигретто увлажнились.

– Мне так ее жаль, она была замечательной клиенткой. – Он показал на фотографии: – Я сделал это, вот это и это.

– А кто делал остальное?

– Понятия не имею.

– Долго она к вам ходила?

– Несколько месяцев.

– Одна или с кем-то?

– Был парень, – ответил Тигретто. – Ее бойфренд. Вот он точно знал, какую татушку ей сделать. Я его и раньше видел, только он приходил с другой цыпочкой. Совершенно невинным созданием. Она все собиралась сделать решительный шаг, но потом струхнула.

– Когда это было?

– Так… Я бы сказал, наверное… с год назад? Нет, меньше, месяцев шесть, семь. А потом он пришел с Фрэнки, и она согласилась на все. Я тогда подумал, что он, может, нашел себе новую цыпочку, потому что первая не согласилась.

– Можете описать первую?

– Черт, конечно, у меня замечательное визуальное восприятие и память. Белая, стройная, хорошо выглядит. Спокойная. Никогда с ним не спорила и сначала действительно села в кресло, а потом, когда я уже собирался начать, просто встала и ушла.

– Не уходите, – велел я и, выйдя из салона, побежал к машине, нашел фото Кэтрин Хеннепин в бумагах, которые возил в багажнике, и вернулся.

– Да, это она, – сказал Тигретто. – И нечего было пугаться, я использую новейший обезболивающий крем. Кроме тех клиентов, которые приходят не только из любви к искусству, но и ради боли.

– Фрэнки была из таких?

– Знаете, да. Говорила, что боль помогает ей чувствовать себя настоящей.

– Расскажите мне про парня, который с ней приходил.

– Он знал, чего хочет.

– Это как?

– Татуировка наносилась ей, а он руководил. Что изобразить, где, какого цвета. А у самого кожа чистая, если только он не прятал тату под одеждой. Я у него спросил, не желает ли он чего-нибудь для себя, – мол, могу предложить пару вещей. Некоторые находят это романтичным, знаете? Он покачал головой, показал на Фрэнки и сказал, что холст – она.

– Он использовал это слово? Холст?

Кивок.

– Как будто не меня, а себя считал художником. Но платил он, поэтому я продолжал работать. Времени требовалось немало, нильская змея – вещь сложная. Клеопатра ею гордилась бы.

Он прямо сиял.

– Фрэнки спокойно все перенесла? – спросил я.

– Она просто сидела, и ни один мускул не дрогнул даже без всякого крема. Как собака на транквилизаторах. Я такое и раньше видел. Разного насмотрелся. Психология, понимаете?

– Опишите парня, который был с ней.

Тигретто описал.

И все изменилось.

Очередной сдвиг безумной призмы, новая парадигма.

Я лихорадочно набирал номер мобильного Майло. Отправлял сообщение по голосовой почте. Пытался дозвониться по служебному. Потом – на стационарный домашний телефон. Слышал загробный голос Рика по автоответчику: Если это срочный звонок доктору Силверману… Если вы пытаетесь дозвониться до детектива Стёрджиса…

– Это я, позвони мне, олух. – Отъехав от обочины, я погнал машину к Лорел-Кэньону. Оставалось два квартала, когда зачирикал мобильный.

– Рад, что дозвонился, – сказал Майло.

– Получил мое сообщение?

– Какое сообщение? Нет, но для тебя у меня кое-что есть. Угадай, кто сейчас звонил? Грант Феллингер. Голос чертовски напуганный, просит приехать как можно скорее… Вот я и спешу. Давай присоединяйся; надеюсь, он разрешит парковку нам обоим.

Я догнал его в вестибюле адвокатской конторы Гранта Феллингера. Майло как раз убирал жетон.

В приемной мы увидели новое лицо: мужчина лет пятидесяти с небольшим, с пушистой бородой, вместо прелестной молодой латиноамериканки, встречавшей нас в первый раз. Майло на своих длинных ногах обогнал его и подошел к двери первым. Бородатый сдался и, пробормотав «я здесь временно», вернулся на свой пост.

Как и в первый раз, Феллингер ждал в коридоре и, увидев нас, тут же юркнул в кабинет.

Когда мы вошли, он уже сидел за столом, стараясь держаться прямо и выражать спокойствие и уверенность. Старался он зря: на светло-голубой рубашке проступили пятна пота, узел галстука съехал вниз и вбок, волосы торчали клочками. Возле локтя стоял старомодный стакан для виски, а рядом – бутылка «Джонни Блю», на четыре пятых пустая.

– Спасибо, что быстро откликнулись. Надеюсь, я просто слишком остро отреагировал.

– На что, сэр? – спросил Майло.

– На исчезновение Мерри. Может, ничего не случилось; надеюсь, что так, но на нее это не похоже.

– А Мерри – это…