Нельсон Демилль - Реки Вавилона

— А сейчас они знают, для чего находятся здесь? — поинтересовался Добкин.

— Им сообщили об этом только тогда, когда самолет Риша пошел на посадку. Да и то точно не сказали, сколько ждать «Конкордов» — один или два. — Бург помолчал, наверное, вспомнив «Конкорд 01». — Им сказали, что они будут удерживать нас в качестве заложников по различным политическим причинам, некоторые из которых Мухаммад Ассад так и не понял. Он признался, что они были сильно потрясены нашим сопротивлением. Мне кажется, ашбалы не ожидали, что им придется сражаться и терять людей. Готовы они были только к тому, чтобы вытолкать из двух самолетов израильских гражданских лиц, и вдруг внезапно получили отпор и потеряли несколько человек убитыми.

— Но они опытные бойцы, — заметил Хоснер. — Ты сам сказал об этом.

Бург покачал головой.

— Я не говорил, что они опытные бойцы. Хорошо обученные, да, но это совсем другое. Никто из них до сих пор не принимал участия в боевых действиях. — Бург задумался. — Понимаете, это не первый пример того, когда сирот с детских лет воспитывают, как солдат. Таких примеров история знает массу. Но на самом деле они никогда не были лучше обычных призывников. А во многих случаях даже гораздо хуже. Солдаты-сироты, как и другие дети, воспитанные в приютах, несколько глупее своих сверстников, выросших в нормальной обстановке. То же самое и с ашбалами, я уверен. Они не очень хорошие солдаты. Им недостает воображения, у них практически нет личных целей в жизни. Не хватает им и опыта гражданской жизни, а эмоциональное развитие заторможено. У ашбалов есть только смутное представление о том, за что они сражаются, потому что у них не было никакого другого дома, кроме казармы. Не сомневаюсь, что они будут драться насмерть, защищая своих товарищей и свои лагеря, но у них нет представления о семье и своей стране. Существует еще десяток причин, по которым они не могут быть отличными солдатами, я выяснил это из разговора с нашим юным другом Мухаммадом. — Бург взглянул на Добкина. — Что скажешь, Бен?

Добкин кивнул.

— Согласен. И все же их свыше сотни, и вооружены они гораздо лучше нас. Они не свернут свои палатки и не скроются тайком ночью, как те арабы, о которых рассказывают анекдоты.

— Нет, — поддержал его Хоснер, — они не отступят, потому что у них есть два решительных главаря.

Добкин снова кивнул.

— Да, в этом все и дело. Командиры. Обычно солдаты-арабы теряются и впадают в панику, когда убивают их командира. А кроме того, арабы не слишком хорошо владеют современным оружием. Я мало знаю об ашбалах, но, похоже, они соответствуют этим характеристикам. И еще, они настолько ослеплены вбитой им в голову ненавистью, что не могут действовать хладнокровно, как профессиональные солдаты.

— Верно, — согласился Бург. — И я думаю, что они — возможно — обратятся в бегство, если ослабнет руководство со стороны командиров или если понесут большие потери среди командного состава, но последнее, должен признать, не слишком вероятно в нашем случае. Хотя, с другой стороны, мы-то не можем никуда убежать. Мы сражаемся за свои жизни, и никакие потери не сломят нас. У нас просто нет иного выхода.

— Есть, — вмешался в разговор Хоснер. — Они попробуют вступить в переговоры.

— Но не раньше, чем предпримут еще одну атаку, — заметил Добкин и посмотрел на небо. — Скоро мы узнаем, сможем ли нанести им ощутимый урон. Луна заходит.

Брин заметил их первым, даже раньше двух человек на посту наблюдения и подслушивания, которые расположились примерно на середине склона.

Они двигались, словно тени, одетые в пятнистые камуфляжные комбинезоны, с автоматами в руках. Ночной прицел усиливал малейшие отблески естественного ночного света, поэтому Брин видел то, чего не могли видеть даже ночные существа, то, чего не могли видеть даже сами эти люди. Он видел их тени, отбрасываемые в свете звезд; побледневшие лица, что являлось симптомом страха; самые интимные движения, которые делал человек, считая, что его не видно в темноте, — кто-то шептал молитвы, кто-то мочился от страха, кто-то нервно дергал себя за волосы. Сидевшая рядом девушка сжала руку Брина. Он чувствовал себя человеком, подглядывающим в замочную скважину.

Он опустил винтовку и прошептал Ноеминь Хабер:

— Они идут.

Она кивнула, снова сжала его руку и убежала предупредить остальных.

Длинная изломанная линия обороны на восточном склоне приготовилась к отражению нападения противника, предупреждение о его приближении распространилось быстрее бега спринтера.

На западном склоне все было тихо. Серебрящиеся воды Евфрата отбрасывали мягкий свет на склон. Лежавшие на вершине холма мужчины и женщины прижали лица к земле, пытаясь различить малейшее движение. Но единственным движением здесь было медленное течение на юг мерцающей в ночи реки.

Добкин, Бург и Хоснер стояли на небольшом холмике — это была одна из занесенных землей и песком сторожевых башен — метрах в пятидесяти от восточного склона.

Этот холмик был выбран ими в качестве командно-наблюдательного пункта. С этой выгодной в тактическом плане позиции они решили управлять боем на всем почти пятисотметровом протяжении восточного склона.

На вершине холмика в глинистую почву была воткнута изогнутая и покореженная стойка от хвостовой части «Конкорда». И на этой стойке, никак не похожей на древко, развевалась тем более уж никак не похожая на флаг детская футболка, извлеченная из какого-то чемодана и, видимо, предназначавшаяся кому-то в подарок в Нью-Йорке. На футболке имелся рисунок с изображением портового района Тель-Авива, выполненный в ярких цветах. Таким образом в темноте обозначался командный пункт, куда должны были прибегать посыльные с донесениями и для получения приказов. И еще этот командный пункт являлся последним пунктом сосредоточения обороняющихся, их последним опорным пунктом на тот случай, если нападающие прорвут оборону или просочатся сквозь нее. Старая тактика, которая использовалась задолго до появления радиостанций и полевых телефонов. Трое командиров заняли свои места на вершине холмика под флагом, они ждали начала боя.

С пункта наблюдения и подслушивания, расположенного на середине склона, прибежали два запыхавшихся человека и доложили то, что уже было известно из сообщения Натана Брина и Ноеминь Хабер:

— Они идут!

Брин наблюдал, как ашбалы медленно поднимаются по склону. Они уже не двигались колонной, как во время предыдущей атаки, а шли в линию по всей ширине склона. Их было человек сто, мужчины и женщины, они поднимались на расстоянии пяти метров друг от друга. Линию они держали ровно, как хорошо обученные пехотинцы прошлых веков. Ашбалы не задерживались, не сбивались в кучу, прячась за естественными укрытиями, хотя это и было бы разумно с точки зрения инстинкта самосохранения. Свои автоматы «АК-47» с примкнутыми штыками они держали перед собой. Любой испытал бы страх, увидев подобную картину. Но Брину все это напоминало шоу. Репетицию парада. Ему было интересно посмотреть, как они поведут себя, когда засвистят пули. Наверное, сразу вспомнят, как их учили действовать в современном бою, начнут искать малейшие укрытия и щели, станут перебегать от камня к камню, от канавы к яме. А пока в этой темноте они изображали классическую атаку пехоты, причем скорее для себя, чем для израильтян, которые не могли их видеть.