Александр Содерберг - Добрый волк [litres]

– Ты убийца, Эдди?

– Нет, – соврал он.

– Но чем еще можно шантажировать человека, требуя от него убить двоих?

Последнюю фразу Бергер произнесла шепотом, после чего снова попятилась. Теперь перед ней сидел другой Эдди, не тот, что пять минут назад.

Он опустил глаза. Все было кончено.

– Я хочу, чтобы ты ушел… немедленно. – Каролина произнесла это как могла более решительно. Боману показалось, что даже воздух вокруг нее завибрировал.

Тем не менее он продолжал сидеть и все пытался поймать ее взгляд.

– Я хочу, чтобы ты ушел, – повторила журналистка.

Эдди поднялся.

– Прости, я не хотел так тебя пугать, – сказал он.

Она избегала смотреть ему в глаза. Боман вышел за дверь.

Он шел вниз по улице. Вспоминал ее взгляд в тот самый момент, когда из него выветрилось доверие, когда он потерял ее. Он хотел возразить ей, что правда всегда совершенна, что она не может быть неправильной, что бы там ни говорил ее отец. Но все пошло прахом. Эдди поставил на карту все – и проигрался вчистую.

Потом была ночная электричка. В темноте предместья выглядели еще уродливее, чем при свете дня. Боман сидел в вагоне, расставив ноги, и в задумчивости ворочал во рту языком – челюсти так и ходили. Где-то в желудке поднималось знакомое, но забытое чувство – словно вдруг зашевелился впавший в спячку зверек. Тот самый, который заставлял Эдди кидаться в драку или убегать… Дикий зверек, темное чувство…

Еще немного – и в вагоне ночной электрички сидел другой, прежний Боман. Он взмолился – и Небо услышало его две остановки спустя. Их было пятеро – все молодые, расслабленные, навеселе… Они вошли в вагон и направились прямо к Эдди. Громкие, бесстыжие, они излучали агрессию и искали только повода для драки. Их пятеро – он один. Удача, в которую трудно было поверить.

– Чего пялишься, сука? – спросил тот парень, что шел последним, и хлопнул Бомана по макушке.

Отлично…

Эдди встал, пошел за парнями и схватил последнего за шиворот. Развернул его к себе, ударил кулаком в лицо. Хрустнули хрящи – это сломался нос. Изо рта хлынула кровь. Зубы… Зверек внутри Бомана застонал от блаженства.

На мгновенье группа замерла. Теперь они должны были убить его.

Первый удар пришелся в голову, и он разбудил Эдди, придал ему энергии. Полицейский подскочил на месте и занялся парнем номер два. Пару раз стукнул его кулаком по голове, встряхнулся и с такой силой обрушил кулак на голову следующего, что тот потерял сознание. С четвертым оказалось сложнее – у него был нож. Эдди несколько раз ударил его в лицо. Хлынула кровь, и парень рухнул на пол. Номер пять решил применить какой-то отработанный прием – идиот. Боман схватил его за горло, повалил на пол и отделал до полубессознательного состояния.

Теперь он был счастлив, здоров и весел. Но нужно было торопиться. Эдди знал, что его ждет, когда они очухаются.

Он рванулся вперед, дернул стоп-кран и побежал дальше, к началу поезда. Вытащил из держателя аварийный молоток. В голове что-то колотилось – или Эдди слышал их приближающиеся шаги? Поезд начинал тормозить. Боман размахнулся, обрушил молоток на оконное стекло и сжался в комок, спасаясь от рассыпавшихся брызгами осколков. Затем выпрыгнул на ходу, упал и покатился по траве.

Поезд стремительно удалялся. Под колесами пробежали огненные змейки – это сработало аварийное торможение. Несколько секунд Эдди лежал неподвижно, пытаясь понять, не сломал ли он себе что-нибудь. А потом поднялся, сразу ощутив прилив сил.

Через четверть часа он выдохся. Огляделся – вокруг стеной стоял лес. Эдди нагнулся, уперев руки в колени и пытаясь ввести дыхание в ритм.

Ненависть к самому себе – вот то, что до сих пор двигало им в жизни. А насилие было лишь лекарством – от страха и от одиночества, от стыда и от переживания собственной незначительности.

Дома на кухне Мэнни прыгнул ему на колени. И замурчал, когда хозяин приласкал его.

Потом Эдди достал ноутбук и при помощи шпионской программы подключился к компьютеру Томми Янссона. Ничего интересного. Боман надел наушники и прослушал запись с встроенного микрофона. Эта программа запускалась сама собой, как только появлялся звук. И была очень чувствительной.

Сначала Эдди услышал шаги. Потом все стихло, и программа отключилась. Затем как будто скрипнула и снова захлопнулась дверь. Программа отключилась – и так несколько раз. А затем как будто бы застучала клавиатура и… зазвонил телефон.

Боман услышал голос Томми. Тот как будто что-то записывал на бумаге.

«Повтори по буквам», – попросил он кого-то.

И снова заскрипел по бумаге грифель.

«Я передам им все немедленно», – сказал Янссон.

Эдди прижал наушник к уху, пытаясь расслышать малейший звук. Томми снова набирал на мобильнике какой-то номер. Пошли гудки… Потом Янссон заговорил по-английски… Если так можно было назвать этот жуткий волапюк [21]почти неузнаваемых слов. Томми сообщил, что Гектор Гусман и Соня Ализаде в «Линкольн Навигаторе» и что их опознал свидетель.

Гектор Гусман? Откуда Янссону это может быть известно?

И что за свидетель, черт его подери…

Все летело к черту.

Всплески ЭКГ были слабыми. Йенс, обливаясь п о том, вручную качал воздух. Любая попытка остановить кровотечение терпела неудачу. Доктор Стеве ругался себе под нос, а София превратилась в автомат и делала все, что ей приказывали. При этом все трое были едины в главном ощущении – они теряют Лотара. Физраствор, плазма крови – всего этого было недостаточно, чтобы его удержать.

Внезапно Стеве остановился и всплеснул руками.

– Что вы задумали? – испугалась Бринкман.

Медик огляделся, пробурчал себе что-то под нос, развернулся, опрокинув стол. Алюминиевый таз полетел на пол, а доктор Стеве исчез за дверью.

– Куда вы, эй?! – закричала София.

Она оглянулась на Йенса – в его глазах застыл тот же панический страх. А Лотар лежал на кушетке почти как труп.

– И что теперь делать? – спросила Бринкман.

Валь молчал, продолжая качать воздух.

Но дверь распахнулась – не прошло и минуты. Вошел доктор Стеве с двумя паяльниками и удлинителем, который он с порога бросил Софии. Та поспешила к розетке.

Паяльники накалились. Врач взял их в обе руки и склонился над Лотаром. По комнате пошел запах паленого мяса.

У Бринкман помутилось в голове. Теперь она окончательно превратилась в бездушный инструмент в руках доктора Стеве. Двигаясь как в тумане, женщина выполняла его приказы. Зажимала Тидеманну внутренние артерии, набирала шприцы. Контролировала все, что можно было контролировать, вытирала лоб со лба Стеве. Делала, что должна.