Сергей Майдуков - В смертельной опасности

— Давид Семенович, очнитесь, — позвал Бурего.

Серая завеса сменилась темнотой, но не тем непроглядным мраком, который вызывал такой ужас, а темнотой теплой, расцвеченной разными оттенками. Справа от Давида угадывался какой-то просвет. Голос Бурего доносился слева. Оттуда же шел сильный парфюмерный аромат.

«Я лежу, — понял Давид. — На спине. Кажется, это больница. Да, точно, меня ведь куда-то везли, потом несли. Значит, я в палате. Справа от меня окно, слева сидит Бурего. Он хочет, чтобы я очнулся. Но я не хочу. Там будет больно, тревожно и неприятно. Лучше ускользнуть обратно, пока не поздно».

— Давид Семенович, я здесь из-за вашей жены…

Давид замер, сжавшись. Что-то с Ксюшей? Воспоминание о ней было болезненным, как укол в мозг.

— Давид Семенович, она…

— Что?

Давид не услышал собственного голоса, но понял, что сумел пошевелить губами. И Бурего это заметил.

— Она была с вашим сыном…

«Почему он все время не договаривает? — разозлился Давид. — Что за идиотская манера? Хочешь что-то сказать, скажи. Нет, тянет кота за хвост, тянет…»

— Что? — повторил Давид, на этот раз внятно.

— Не знаю, как вам и сказать, — заторопился Бурего, силуэт которого проступил сквозь сомкнутые веки. — Но она сама во всем виновата. Они ведь с Леонидом специально того актера позвали. Рассчитывали, что у вас сердце не выдержит. Но просчитались. Вы меня слышите?

— Да.

Давид открыл глаза. Всё выглядело совершенно незнакомым, за исключением привставшего со стула Бурего. Но и он казался каким-то чужим, как будто они не виделись много лет. Сколько же времени на самом деле прошло? Надо будет спросить. Но сначала…

— Кс-с… Ксюша, — протолкнул сквозь губы Давид.

— Она у Леонида жила, — сказал Бурего. — Они решили, что вы не выйдете из комы. У вас инсульт был, Давид Семенович. Из-за того видео, помните? Которое Леонид вам подсунул. А я новое снял. Про него самого. Про него и Ксюшу. Он ее… Он ее задушил. Она мертва, Давид Семенович. Он использовал ее в своих целях, а потом убил. И теперь мечтает добраться до вас, чтобы совсем уже одному остаться.

Давид подвигал языком и губами, вспоминая, как управлять ими. Ему предстояло произнести сразу несколько слов подряд. Большая, почти непосильная работа. Но ее нужно было сделать. И чем скорее, тем лучше.

Что-то не давало Ксюше покоя, что-то беспокоило ее, когда она вспоминала Юлию Александровну со спящей Лилей на руках. Наверное, это было чувство вины, решила она, прислушавшись к своим мыслям и ощущениям.

Девочка успела сильно вырасти, пока мама наслаждалась шикарной жизнью. Такая большая.

Ксюша снова вспомнила свисающие ноги дочери. Что-то в этом было неправильное. Что-то…

— Ты спишь? — спросил Вадим.

— Нет, — ответила Ксюша, не открывая глаз.

Она сидела, прислонившись спиной к стене, обхватив согнутые колени руками. Пальцы были крепко сцеплены.

— Злишься? — спросил Вадим.

Он сидел у противоположной стены, раскинув ноги по цементному полу. От цемента тянуло холодом.

«Я себе тут всё застужу, — подумала Ксюша. — Зря я сижу».

И не встала. И не ответила Вадиму.

— Не злись, — сказал он. — Нельзя было иначе. Лиля, понимаешь. Я не мог.

— Ты всё правильно сделал, — сказала она.

— Правда? — обрадовался он. — Значит, не сердишься больше?

«Идиот», — подумала Ксюша.

— Нет, — сказала она, открыв глаза. — Ты правильно поступил. Девочку нужно было спасать. Кстати, ты ничего не заметил?

— Чего? — насторожился Вадим.

— Она спала так крепко…

— С ней бывает. Иной раз пушкой не добудишься.

— И днем тоже? — спросила Ксюша.

— Особенно днем, — ответил он. — Я уже давно не укладывал, а родители считают, что послеобеденный сон маленьким детям только на пользу.

— Она уже не маленькая. Так вытянулась.

— Да?

— Ножки длинненькие. Вся в меня.

— Возможно.

— Что с тобой? — спросила Ксюша, уловив перемену в его тоне.

— Черт, не знаю. — Он встал и походил от стены до двери. — Как-то не по себе.

— Мне тоже. — Она поежилась. — Нас убьют?

— Зачем нас убивать? — сказал Вадим, опускаясь рядом и прижимаясь к ней плечом. — Никакого смысла. Скорее всего, тебя заставят отозвать свои подписи и отказаться от претензий.

— С чем я тогда останусь? — печально произнесла Ксюша.

— Деньги для тебя важнее жизни?

Она повернулась к нему.

— Все эти годы я делала всё, чтобы обеспечить нам безбедное будущее.

— Я думал, в вашей семье твой муж главный добытчик, — пробормотал Вадим.

— Ты не понял, — поморщилась Ксюша. — Когда я говорю о нас, я подразумеваю себя, тебя и Лилечку. Давид был временным явлением. Он был нужен лишь для того, чтобы потом начать новую жизнь. И мы ее начнем. — Ксюша положила голову на плечо Вадима. — Как только мы выберемся отсюда. У тебя есть какие-то идеи?

Вадим в очередной раз окинул взглядом помещение, в котором они находились. По существу это была тюремная камера без окон, с унитазом за перегородкой и толстой железной дверью.

— Поживем — увидим, — сказал Вадим.

— Главное — пожить, — пробормотала Ксюша.

Он положил свою голову поверх ее головы. Нос щекотали пряди ее волос. Хотелось чихнуть и улыбнуться, но что-то мешало это сделать. Какая-то заноза в сердце, сидящая так глубоко, что избавиться от нее не представлялось возможным.

Следя за пленниками по монитору, Леонид задумчиво почесывал переносицу. За окном догорал летний закат. Где-то вдали бурчал гром, но было ясно, что сюда гроза не дотянет.

— Пожалуй, пора за нее взяться, — произнес Леонид, имея в виду Ксюшу. — А этого, как его?

— Вадима, — подсказал Бурего.

— Вадима. Его можно. — Леонид черкнул ладонью по кадыку. — Он мне сто лет не сдался.

— Как скажете.

— В общем, пусть парни спустятся и разлучат голубков. Вадима кончайте, Ксюшу сюда ведите.

— Колготки приготовили? — вдруг спросил Бурего.

Это прозвучало так неожиданно, что Леонид поперхнулся слюной. Но закашляться он не успел. Бурего быстро открыл папку, выхватил оттуда большой тесак с острым лезвием и воткнул Леониду под подбородок. Нож был позаимствован на кухне. До недавнего времени он торчал рукояткой вверх из специальной деревянной колодки с прорезями для лезвий. Теперь торчал из горла хозяина кухни. И там, и там он смотрелся на своем месте.

Бурего повторил удар еще и еще, но, вытаскивая лезвие, всякий раз полосовал им по лицу Леонида. Работал он вытянутой рукой, сам держась от жертвы как можно дальше, чтобы не забрызгало кровью.

— Это папа распорядился, — сказал он, глядя в угасающие глаза.

Немо шевеля губами, Леонид держался за горло, словно пытаясь удержать тугие струйки крови, брызгающие оттуда. Его лицо и руки были красными.