Ди Карт - Трегуна

Спустя почти два года с момента открытия «Пастилы» Глен уже обсуждал с потенциальными партнерами франчайзинг своего заведения — оригинальное меню, удобный формат и приятный глазу узнаваемый дизайн закусочной продавали себя лучше любой рекламы. Немного позже франшиза «Пастилы» уже приносила ощутимую прибыль, которой в принципе-то неприхотливым родителям Амиры было достаточно, чтобы жить только за счет отчислений, и в какой-то момент Глен и Лора уже почти решили отойти от активного бизнеса и сконцентрироваться на воспитании детей, если бы не жадность. Нет, жадность не Глена, а одного из его франчайзи. Надо оговориться, что когда мораль переплетается с юриспруденцией, с терминами стоит обращаться предельно аккуратно: то, что Глен считал жадностью, его франчайзи Бретт Линц называл предпринимательством, и с ним согласился антимонопольный комитет, который после тщательно проведенной проверки не усмотрел бесспорных признаков недобросовестной конкуренции в том, что Бретт Линц после полутора лет работы по франшизе Глена Мейера решил запустить свой собственный бизнес. С самого начала не поскупившись на хороших юристов, Линц загодя просчитал и угадал все свои возможные слабые места, на которые впоследствии захочет надавить Глен, и заранее обошел их: почти все блюда меню его закусочной «Пастель» хотя подозрительно и ассоциировались с кухней «Пастилы», но формально имели несколько иную рецептуру; бледно-розовые паттерны с красными полосками и белыми завитками, использовавшиеся в оформлении всех закусочных Глена, были заменены на бежевые с коричневыми полосками и белыми волнистыми линиями; а на месте улыбающейся блондинки, приветливо машущей рукой из окна на эмблеме «Пастилы», красовалась белокурая девочка, как будто сидящая на перекладине квадратной рамки, похожей на подоконник. По итогам первого года агрессивной работы «Пастели» и размытого вследствие этого рынка доход «Пастилы» рухнул на 65 процентов. Параллельно с попыткой решить проблему в правовом русле через антимонопольный комитет Глен тратился на рекламу, но едва ли можно было сказать, что эти расходы окупались надлежащим образом. Поняв, что его бизнес находится на грани исчезновения, Глен нанял адвокатов и подал иск в суд с требованием о запрете Бретту Линцу нарушать интеллектуальную собственность «Пастилы» и о признании всей его деятельности актом недобросовестной конкуренции. Спустя год, в течение которого длилось производство в суде первой инстанции, единственным результатом, которого добился Глен, стали сильно стукнувшие по карману счета от его адвокатов, а также возложенная судом на него как на проигравшую сторону обязанность возместить Линцу судебные расходы последнего, которые были еще больше, чем гонорары юристов Глена Мейера. Вконец отчаявшийся Глен даже пытался навести справки у Джозефа Трегуна, а не приходится ли федеральный судья окружного апелляционного суда Марта Трегуна какой-нибудь родственницей Джозефу — ну, мамой, например, почему бы нет… Но Джозеф пресек тот разговор на корню, и тогда Глен не нашел ничего лучше, как без приглашения заявиться в кабинет к Марте (которой и была распределена его апелляционная жалоба) с чемоданчиком, где находились его последние сбережения.

Как и большинство опытных судей, Марта Трегуна всегда старалась предугадывать поступки людей хотя бы на два шага вперед, и в день несанкционированного визита к ней некоего нервного мужчины с чемоданчиком в руках (за что потом увольнением поплатилась вся охрана апелляционного суда) чутье не подвело Марту — одновременно с фразой: «Кто вы и что делаете в моем кабинете?» Марта незаметно включила диктофон. Провокация, взятка, угрозы — никогда не знаешь, с какой стороны ждать подвоха от людей, которым нужно «правильное» судебное решение.

— Вы соображаете вообще, что творите? — Марта была так ошарашена прямолинейностью Глена, который положил чемоданчик ей прямо на стол, что сама не могла понять, то ли она собирается разозлиться, то ли рассмеяться. — Вы мне взятку пытаетесь подсунуть? Мне? Взятку?

— Тише, тише, п-прошу вас! — Глен вел себя суетливо. — Нас могут услышать!

— Нас не просто могут услышать, нас непременно услышат! — с усмешкой воскликнула Марта. — Сэр, я не уверена, что вы отдаете себе отчет в том, что сейчас делаете! Это преступление.

— Умоляю вас, — полушепотом, вкрадчиво, смотря ей в глаза, сказал Глен, — выслушайте! Кстати, я могу собрать еще, если этого мало! Только выслушайте!

— Сэр, я приказываю вам незамедлительно удалиться! Вы совершаете преступление! Точнее, вы уже его совершили!

— Я почти потерял бизнес, — будто не слыша ее, твердил о своем Глен, — но если посмотреть внимательно, по сути, а не формально, то это недобросовестная конкуренция! Дизайн, меню…

— Покиньте мой офис! Живо! — крикнула Марта, видя, что по-хорошему от бедолаги не избавиться.

— Они даже открываются исключительно на тех же перекрестках, где наша «Пастила» работает…

Марта выдохнула, встала из-за стола, подошла к Глену, грубо схватила его за плечо и заставила подняться. После этого она потянула руку к лежащему на своем столе чемоданчику, но, вовремя спохватившись, взяла платок, обернула им ручку чемоданчика и всучила его растерявшемуся отцу Амиры.

— Мисс, я прошу вас… Ваша честь… Ваша…

Марта с силой вытолкала его за дверь своего кабинета. Сердце колотилось — еще никто и никогда за все ее годы работы судьей не вытворял такого. Она вернулась за свой стол, достала потрепанную записную книжку, нашла номер и взяла телефонную трубку:

— Добрый день. Это федеральный судья Марта Трегуна из окружного апелляционного суда. Прокурора Мак-Ивора, пожалуйста. Спасибо.

На судебном заседании по апелляционной жалобе, которую подал Глен Мейер, председательствовала Марта Трегуна. Как только она открыла заседание, то тут же уведомила всех присутствовавших в зале о том, что берет в этом деле самоотвод. Она сказала, что после той сцены с чемоданом денег, которую заявитель жалобы устроил в ее кабинете, ей сложно будет проявить абсолютную беспристрастность, особенно учитывая, что по ее заявлению в отношении Глена Мейера было возбуждено уголовное дело по факту покушения на дачу взятки судье.

— Мне очень жаль, — приобняла Мария сидевшую у нее на диване Лору, когда та пришла в дом семьи Трегуна, — но я, пойми, практически не общаюсь с Мартой. Я ее даже немного боюсь.

— А Джозеф? — с мольбой подняла на нее глаза Лора.

— Могу гарантировать, что Джозеф даже заикаться не будет о том, чтобы говорить с матерью хоть о чем-то, что связано с ее работой.

— Просто руки опускаются… У нас ведь было все, и вдруг вот это… Бизнес загибается, на суд потрачено целое состояние, а тут еще и тюрьма ему светит, — разрыдалась мама Амиры. — Шон еще ладно, но Амира? Ей всего восемь! Глену же реальный срок дадут! Я советовалась с адвокатами! Лет пять или семь спокойно могут дать! Ты понимаешь?!