Клэр Сибер - 24 часа

Она поспешно уходит прочь.

Я сижу в комнате с другими людьми до тех пор, пока это не становится невыносимым. У меня болит ладонь, и никто из медперсонала до сих пор не пришел. С нами находится лишь один задумчивый молодой санитар. Он для нас скорее надзиратель.

– Сюда уже вот-вот приедет полиция, – то и дело повторяет он.

Вид у него весьма встревоженный. Женщина, которая сидела рядом со мной в машине скорой помощи, плачет. Крупный мужчина разговаривает по мобильному телефону.

– Просто приезжай и забери меня, – говорит он.

Санитар пытается кому-то позвонить, но, похоже, и ему никто не может помочь.

– Пожалуйста, не плачьте, – говорю я рыдающей женщине. – Все будет в порядке.

Но у меня самой такое ощущение, что все не будет в порядке. Не будет. Кто-то приносит нам чай, но мне совсем не хочется его пить. В груди засел страх. Я на грани истерики. Перед моим мысленным взором – языки пламени, лижущие дверь. Я несколько раз встаю и сажусь, пока до меня наконец не доходит, что мне необходимо выйти из этого помещения.

На мне моя пижама и кофта Эмили. У меня есть мобильный телефон, батарея в котором давно разрядилась. Больше у меня ничего нет.

Я открываю дверь.

– Пожалуйста, оставайтесь здесь, мисс, – говорит санитар. – Через минуту-другую кто-нибудь придет и поговорит с вами.

– Мне просто нужно в туалет, – вру я.

– Хорошо. – Он пожимает плечами. – Туалет дальше по коридору.

Выйдя из комнаты, я поворачиваю за угол. Чуть дальше двое полицейских разговаривают с женщиной, одетой в белый халат. Они беседуют вполголоса – так, как будто не хотят, чтобы их кто-то услышал, – а потому у меня невольно возникает желание остаться незамеченной. Я, задержав дыхание, медленно пячусь назад.

Подождав немного за углом, я осторожно выглядываю из-за него.

Один из них держит в руках какой-то список.

– Правильно. То есть это Питер Грейвс. Бедняга. – Он что-то помечает в списке. – А Лори Смит, вы говорили? – спрашивает он затем.

«Я здесь», – едва не кричу я и делаю шаг вперед.

– Лори Смит погибла? – уточняет он, поднимая взгляд от списка на женщину. – Вы уверены?

Я замираю.

– Боюсь, что да, – кивает женщина, и ее длинные волосы, аккуратно собранные в хвостик, слегка покачиваются. – Доставлена мертвой. В жутком виде.

Полицейский снова что-то помечает в списке.

– А та женщина, которая проживала с ней в одном номере? – Второй полицейский бросает взгляд на свои бумаги. – Кажется, Эмили Саутерн. Что-то вроде этого. Если, конечно, чертов список составлен правильно. В этом отеле относились ко всему невообразимо халатно.

– Погибла только одна женщина. – Врач отхлебывает кофе из своей чашки и вытирает рот. – И те двое мужчин, о которых мы уже говорили. Кроме того, уборщица все еще в отделении интенсивной терапии. Думаю, мы это так или иначе выясним в течение ближайших нескольких часов. – Она говорит небрежным тоном. Ужасно небрежным. – Обычно это происходит довольно быстро.

Из своего укрытия я вижу, как полицейский с рыжеватыми волосами что-то пишет в блокноте.

– Думаю, могло быть и хуже, – говорит он. – При пожаре такого масштаба.

– Да, слава богу, – соглашается врач. – Несколько человек пострадало, но они даже в состоянии ходить. Могло быть намного хуже.

Мое сердце бьется так быстро, что, кажется, вот-вот разорвется на части. Чтобы не рухнуть на пол, я опираюсь о стену.

Лори Смит погибла.

Но на самом деле я не погибла. Я стою здесь, в этом больничном коридоре. И это означает, что…

Это означает, что погибла Эмили. Видимо, погибла она.

– Вы уже связывались с родственниками?

– Это, к счастью, не наша работа, – говорит полицейский. – Мы до сих пор еще ждем подтверждений. Пока что, если честно, царит неразбериха. Администрация все никак не может разобраться, что к чему.

– Нас вообще не следовало бы к этому привлекать. – Второй полицейский засовывает мизинец себе в ухо и ковыряет в нем. – Мы ведь из дорожной полиции.

– Сейчас придется действовать быстро. – В голосе этого мужчины сквозит некоторое волнение. – Всем этим уже заинтересовалась пресса.

– По крайней мере, телефон для справок работает, – говорит второй полицейский, пониже ростом, с таким видом, как будто это большое утешение. Вытащив из уха палец, он проверяет, нет ли на нем ушной серы.

– Тем, кто в подобных случаях сообщает о случившемся родственникам, не позавидуешь. – Пейджер врача сигналит. – Пожалуй, это самая трудная часть работы.

– Я не знаю. – Полицейский с рыжеватыми волосами снимает фуражку и потирает лоб. – Лично я не могу даже смотреть на маленьких детей в разбившихся всмятку автомобилях.

Врач бросает взгляд на пейджер, прикрепленный у нее на талии, и устремляется прочь:

– Я нужна там, наверху. Боюсь, что жертв может оказаться в общей сложности четверо.

Для нее людские страдания – обычное дело. У полицейских печальный вид. Задумались, видимо, о жизни и смерти.

Затем они тоже уходят вместе со своими списками.

Я выхожу из-за угла и направляюсь в женский туалет.

Там я упираюсь руками в раковину. Слезы еще не пришли: мои глаза такие сухие и воспаленные, что это кажется мне невероятным. Я брызгаю себе на лицо водой, а затем медленно опускаюсь на пол спиной к стене.

Моя лучшая подруга погибла. Эмили погибла, а они думают, что погибла я.

Я взяла ее кофту. Кофта эта оказалась ближе всего ко мне: она висела на внутренней стороне двери гостиничного номера. Эмили разбудила меня, едва не плача: она – себе в оправдание – сказала, что у нее ужасно болит голова, что у нее опять мигрень, и попросила принести из машины ее таблетки «Мигралев». Я, полусонная, с трудом ориентируясь в окружающем пространстве, стала бродить по каким-то незнакомым и тускло освещенным коридорам, наконец-то нашла стоящий в темноте автомобиль и попыталась отыскать в нем нужные таблетки, но эти поиски ни к чему не привели. Затем, когда я подошла к стойке дежурного администратора, чтобы спросить, не сможет ли мне кто-нибудь помочь, сработала пожарная сигнализация. Звуки были пронзительные, казалось, проникали в самый мозг.

Сигнализация сработала, но я почему-то не смогла зайти обратно в гостиничный номер.

Его дверь не открывалась.

Видимо, ее заклинило. Я наваливалась на нее всем своим весом, но она не поддавалась.

А может, они ошибаются? Может, они ее с кем-то перепутали?

Да нет, я знаю, что они правы. У Эмили на шее висел мой медальон с выгравированным на обратной стороне именем «Лори». Медальон этот хорошо сочетался с платьем переливчатого синего цвета, которое она надела на ужин. Мы с ней обменивались украшениями и одеждой с тех пор, как познакомились в школе. Вчера вечером мы смеялись над тем, как этот медальон невольно привлекал внимание к ее груди. Впрочем, с такой грудью, как у нее, она в дополнительных ухищрениях не нуждалась.