Клэр Сибер - 24 часа

Его лицо стало серьезным, таким, каким оно становится у мужчины, когда он собирается либо сказать тебе что-то плохое, либо затащить тебя в постель. Забавные они чудаки, эти мужчины. Он протянул мне руку, и я взяла ее. Он поднял меня со стула и затем поцеловал.

Я закрыла глаза, чтобы не видеть Сида на фотографии за спиной Мэла. Я чувствовала на своих губах его губы – теплые, с привкусом кофе. Затем он стал целовать меня в шею, но я тут же поспешно оттолкнула его, потому что услышала шаги на лестнице. Чары развеялись.

В дверном проеме появилась Полли – вялая, заспанная.

– О-о, Пол! – Я бросилась к ней с чрезмерным рвением, придя в ужас из-за того, что она увидела меня в объятиях этого мужчины. – Дурной сон, малышка?

Еще толком не проснувшись, она поморгала, как какой-нибудь медвежонок-коала, а затем уставилась на Мэла широко раскрытыми от удивления глазами. Я взяла ее на руки – маленькое теплое существо – и понесла в сторону лестницы.

– Я через секунду вернусь.

Мне не хотелось оставлять Мэла на своей кухне одного. Я еще не была к этому готова, но у меня не было выбора.

Полли улеглась в постель без возражений, и ее глаза закрылись еще до того, как я набросила на нее одеяло.

Поскорее вернувшись на первый этаж, я увидела, что Мэл стоит возле двери кухни и держит в руке автомобильные ключи.

– Мне нужно идти, – сказал он.

Я испытала странное чувство разочарования.

– Да, конечно. – Я склонила голову в знак согласия.

Он взял свою куртку со спинки стула.

– Чудесный городок. – Он показал на фотографию Полли, улыбающейся и держащей перед собой огромное шоколадное мороженое. – Вехер, не так ли? Я узнаю эту церковь. Мы были там в конце лета. Около шести недель назад. Последний отпуск вместе.

– Забавно. Это, должно быть… – Я поискала в уме подходящие слова. – Ну, символическое место. Там мы впервые были с Полли на отдыхе только вдвоем.

– А для нас это был последний аккорд. Я думаю, мы как бы друг с другом прощались.

– Мне очень жаль, что у вас все так сложилось. – Я спустилась вслед за ним по ступенькам.

Мне показалось, что он сказал в ответ: «Да ничего страшного», – но в действительности я его слов не расслышала, потому что он говорил тихо и шел по коридору впереди меня.

– Мир такой огромный, но при этом тесный, – добавил он уже громче.

Он открыл дверь, а затем повернулся. Стоя на пороге, он казался немного ниже меня. Остановившись в дверном проеме, я замерла в ожидании. Мы не прикасались друг к другу. Вместо этого мы неловко прощались, не зная, что сказать. Никто из нас не желал заговаривать первым о том, как будут развиваться наши отношения. Поэтому никто из нас об этом не заговорил.

– Я побеседую с ней, – вот и все, что сказал Мэл. – Со Сьюзан. Скажу ей, чтобы она тебя не беспокоила. Мне очень жаль, что она так поступила.

– Ничего страшного, – ответила я.

– Она нехорошо ведет себя при этом разводе. Очень даже нехорошо.

«Ох, не то слово», – едва не произнесла я в ответ, но сдержалась.

– Я понимаю, – сказала я вместо этого. – Это нелегко. Такое легким не бывает.

Хм, как будто я была великим специалистом по разводам.

Впрочем, в каком-то смысле я таким специалистом и являлась. Я не разбиралась только в собственном разводе.

Последовала короткая пауза, во время которой я осознала, что надеюсь на то, чего не произойдет.

– Скоро увидимся, – сказал он, и я кивнула.

Мэл спустился по парадным ступенькам в холодную ночь. На небе не было звезд, а месяц представлял собой лишь тоненький белый серп. Мне хотелось сказать что-то еще, но я не знала, что именно. Я все больше запутывалась в этой ситуации и в своих собственных чувствах. А еще я боялась того, что мне вообще-то начал нравиться этот мужчина.

Поэтому я в конце концов просто закрыла за ним дверь. И тут вдруг в доме зазвонил телефон.

Однако, когда я поспешно подняла трубку, надеясь услышать дружеский голос своей мамы или же Эмили, на другом конце линии уже никого не было.

Поезд ушел. Я не могу в это поверить. Я смотрю в темноте на рельсы – рельсы, ведущие в Лондон, – и не могу в это поверить. Моя мама и моя дочь удаляются от меня по этим рельсам, о чем-то, наверное, шепчась в темноте, – а я молча кричу им вслед: «Вернитесь!» Но они, конечно же, меня услышать не могут.

Последний поезд «Евростар» проследовал через этот вокзал около получаса назад.

Моя дочь уже проехала мимо.

У меня в голове появляется мысль о том, что если бы я не стала завозить Сола в больницу, то… Но мне обязательно нужно было его туда доставить, это я знала точно, а потому раздумывать об этом не имело смысла.

– С вами все в порядке, милая? – спрашивает охранник на пустом вокзале.

Уставившись на него широко раскрытыми глазами (в которых, наверно, отражается охвативший меня страх), я невольно хочу сказать «нет». Мне хочется крикнуть: «Нет, нет, нет, со мной не все в порядке!» – но, конечно же, он просто подумает, что я сумасшедшая, и… и что произойдет затем? Он может задержать меня и отправить куда надо, а потому я не кричу. Я всего лишь пячусь назад и сажусь на оранжевое металлическое сиденье с маленькими дырочками, сидеть на котором в моих дешевых джинсах вообще-то холодно, и начинаю лихорадочно размышлять.

Я проверяю, сколько сейчас времени, и снова читаю текстовое сообщение, присланное мамой… И затем до меня доходит: я в своей беспросветной глупости не учла разницу во времени с Францией. Получается, что они уже, наверное, добрались до Лондона. А я осталась здесь. Их поезд умчался по этим рельсам в мегаполис, а я никуда отсюда не умчалась. Мама ожидает, что я встречу их там, а я этого не сделаю. Куда же она тогда поедет дальше?

Есть и еще кое-что похуже. Намного хуже.

Кто будет встречать их на вокзале Сент-Панкрас?

Как сказала бы Эмили, мне необходимо сделать перерыв. Эмили. При мысли о ней я едва сдерживаю громкий стон.

Я выясняю время прибытия и номер платформы последнего поезда на Лондон. У меня есть билет, купленный на мои практически самые последние деньги. Мне вспоминается Сол. Мне вспоминается Полли.

Мне нужна помощь. Я уже едва не схожу с ума от страха, горя и изнеможения.

Достав одноразовый телефон, я ввожу в него номер, который уже очень давно четко запечатлелся в моей памяти. Мой палец на несколько секунд зависает над кнопкой вызова, потому что мне вдруг приходит в голову, что это будет проявлением безрассудства, но затем я все же нажимаю эту кнопку. Он уже, наверное, знает, что я не погибла. Да и какой у меня сейчас есть выбор? Никакого.

У меня в животе все сжимается от напряженного ожидания, когда я слышу длинные гудки. Но он не отвечает.