Стивен Кинг - Блейз [litres]

Вернулся к столу и приклеил на лист бумаги вырезанные буквы. Тут его пронзила мысль: «На бумаге остаются отпечатки пальцев?» Он не знал и полагал, что едва ли такое возможно. Но и рисковать не хотелось. Он смял в комок лист бумаги с наклеенными буквами, нашел кожаные перчатки Джорджа. Слишком маленькие для него, но он все-таки натянул их на руки. Потом вырезал те же буквы и наклеил на новый лист:

РЕБЕНОК У МЕНЯ.

Музыку сменил выпуск новостей. Он слушал внимательно и узнал, что кто-то позвонил Джерардам и потребовал выкуп в две тысячи долларов. Блейз нахмурился. Потом диктор добавил, что звонил подросток из телефона-автомата в Уиндэме. Полиция проследила звонок. Когда подростка поймали, он заявил, что хотел пошутить.

«Тверди о том, что хотел пошутить, хоть всю ночь, дружок, они все равно тебя посадят, – подумал Блейз. – Похищение ребенка – дело слишком серьезное».

Он хмурился, думая, вырезал все новые буквы. Передали прогноз погоды. Небо ясное, температура чуть снизится, и скоро вновь пойдет снег.

РЕБЕНОК У МЕНЯ. ЕСЛИ ВЫ ХОТИТЕ ВНОВЬ УВИДЕТЬ ЕГО ЖИВЫМ

Если вы хотите вновь увидеть его живым, то что? Что? В голове у Блейза все смешалось. Сидеть у телефона и ждать звонка? Встать на голову и высвистывать «Дикси»? Прислать два ящика монет? Как получить деньги и не попасться?

– Джордж? Эту часть я не помню.

Нет ответа.

Он оперся подбородком о руку и попытался на полную мощь задействовать свою думающую шапочку. Он должен быть предельно хладнокровным. Хладнокровным, как Джордж. Хладнокровным, как Джон Челцман в тот день на автостанции, когда они собирались сбежать в Бостон. Ты должен использовать свои мозги. Должен использовать свою голову.

Конечно, нужно обставить все так, будто он – член банды. Тогда они не смогут схватить его, когда он будет забирать выкуп. Если схватят, он скажет, что они должны его отпустить, а не то его подельники убьют ребенка. Ему придется блефовать. Черт, обвести их вокруг пальца.

– Вот такой у нас расклад, – прошептал он. – Правильно, Джордж?

Он смял второй листок и опять принялся вырезать буквы.

РЕБЕНОК У НАШЕЙ БАНДЫ. ЕСЛИ ВЫ ХОТИТЕ ВНОВЬ УВИДЕТЬ ЕГО ЖИВЫМ

Хорошо. То, что надо. Блейз какое-то время восхищался плодами своего труда, потом пошел проверить младенца. Тот спал, повернув голову, подложив маленький кулачок под щеку. Ресницы у него были очень длинные, темнее волос. Блейзу он нравился. Он никогда бы не подумал, что такой вот обезьяныш может быть красивым, но этот – был.

– Ты – жеребец, Джо. – И он потрепал ребенка по волосам. Рука Блейза размером превосходила голову Джо.

Блейз вернулся к распотрошенным журналам, газетам, вырезкам, которые лежали на столе. Какое-то время думал, пробуя на вкус мучную пасту. Потом принялся за работу.

РЕБЕНОК У НАШЕЙ БАНДЫ. ЕСЛИ ВЫ ХОТИТЕ ВНОВЬ УВИДЕТЬ ЕГО ЖИВЫМ, СОБЕРИТЕ $$ 1 МИЛЛИОН $$ НЕМЕЧЕНЫМИ КУПЮРАМИ, ПОЛОЖИТЕ В ЧЕМОДАН И ДЕРЖИТЕ НАГОТОВЕ, ЧТОБЫ ПЕРЕДАТЬ В ЛЮБОЙ МАМЕНТ. ИСКРИНЕ ВАШИ, ПОХИТИТЕЛИ ДЖО ДЖЕРАРДА-4.

Вот. Что-то им это скажет, но не очень много. И даст ему время. Чтобы продумать план.

Он нашел грязный, мятый конверт, положил в него письмо, потом наклеил буквы на сам конверт:

ДЖЕРАРДАМ

ОКОМА

ВАЖНО!

Он еще не знал, как отправит письмо. Ему не хотелось снова оставлять ребенка с Джорджем, и он боялся еще раз воспользоваться краденым «фордом», но при этом понимал, что нельзя отправлять письмо из Апекса. С Джорджем все было бы гораздо проще. Он сидел бы дома и занимался ребенком, тогда как Джордж – всем остальным. Он бы с удовольствием кормил Джо, переодевал его и все такое. С большим удовольствием. Ему это нравилось.

Что ж, все это не имело ровно никакого значения. До завтрашнего утра почту забирать не будут, так что у него было время составить план. Или вспомнить план Джорджа.

Он поднялся, опять проверил малыша, сожалея о том, что телевизор сломался. Иногда из телевизора можно почерпнуть хорошие идеи. Джо все спал. Блейзу уже хотелось, чтобы ребенок проснулся и он мог с ним поиграть. Вызвать у него улыбку. Когда Джо улыбался, он выглядел настоящим мальчуганом. И теперь он был одет, так что Блейз мог не опасаться, что его окатят мочой.

Однако младенец спал, и с этим Блейз ничего не мог поделать. Он выключил радио, пошел в спальню, чтобы строить планы, и заснул сам.

Перед тем как заснул, у него мелькнула мысль, что ему хорошо. Впервые после смерти Джорджа он почувствовал, что ему хорошо.

Он находился в парке развлечений, возможно, на ярмарке в Топшэме (мальчишкам из Хеттон-Хауза разрешалось раз в год съездить туда на скрипучем, старом синем автобусе), с Джо на плече. Он испытывал туманящий разум ужас, шагая по центральной аллее, потому что очень скоро его могли заметить, и тогда все бы и закончилось. Когда они проходили мимо кривого зеркала, которое вытягивало твое отражение, Блейз увидел, что малыш во все глаза смотрит на окружающий его незнакомый мир. Блейз продолжал идти, пересаживая Джо с одного плеча на другое, если тот становился слишком тяжелым, одновременно поглядывая по сторонам, чтобы не наткнуться на копов.

Вокруг него парк развлечений сиял и бурлил в завлекающем неоновом великолепии. Справа донесся усиленный динамиками голос зазывалы: «Идите к нам, все идите к нам! Шесть куколок, полдюжины ослепительных красавиц, все прямиком из клуба «Диабло» в Бостоне! Эти крошки так распалят вас, что вы решите, будто вы в веселом Париже!»

«Это не место для ребенка, – думал Блейз. – Такому малышу здесь делать совершенно нечего».

Слева находился «Дом ужасов», перед которым раскачивался взад-вперед механический клоун, то и дело разражаясь взрывами демонического хохота. Уголки его рта подняли так высоко, что выражение веселья больше напоминало гримасу боли. Источником повторяющегося хохота служила магнитофонная лента, запрятанная в его внутренностях. Громадный мужчина с синим якорем, вытатуированном на одном бицепсе, бросал тяжелые резиновые шары в деревянные молочные бутылки, выстроенные пирамидой. Его прилизанные, зачесанные назад волосы блестели под разноцветными огнями, как шкура выдры. «Дикая мышь» поднималась, а потом падала вниз под вопли деревенских девушек в обтягивающих кофточках и коротких юбках. «Лунная ракета» мчалась вверх, вниз, по кругу; благодаря скорости лица пассажиров растягивались в гоблинские маски. Воздух наполняло великое множество запахов: картофеля фри, уксуса, тако, попкорна, шоколада, жареных каштанов, пиццы, перца, пива. Центральная аллея напоминала длинный, ровный коричневый язык, забросанный тысячами скомканных оберток, миллионом затоптанных окурков. Под яркими огнями все лица выглядели плоскими, гротескными. Мимо прошел старик с вытекшей из одной ноздри соплей. Он ел печеное, в сахарной пудре, яблоко. За ним – мальчишка с вишневым родимым пятном на щеке. Старая негритянка в парике из светлых, высоко зачесанных волос. Толстяк в бермудских шортах с варикозными венами на ногах. Его футболку украшала надпись: «СОБСТВЕННОСТЬ “БРАНСУИКСКИХ ДРАКОНОВ”».