Александр Авгур - Дом скорби

— Скидываешь с себя ответственность? — я был взбешен.

— Нет, я, правда, кое-что умею. Я мертвец с неплохим стажем, поэтому успел потренироваться. Например, я могу двигать легкие предметы — книги, коробочки, поскрипеть дверью, вырубить на время электричество, выкрутить кран на кухне, чтоб вода капала...

— Ну, это охуенно! Что я могу еще сказать? И вам бы, блядь, в цирке выступать! Людей на хрена вы убиваете? И ко мне зачем пришли?!

— Мы проследили за тобой, — объяснила Старикова. — От тебя шел самый яркий свет, энергия. Мы подумали, что ты сможешь найти нашего убийцу или освободить наши души, и мы отправимся куда-то в другое место. В рай, например.

Старикова улыбнулась, сказав последнее.

— Все понятно! — вдруг меня осенило, и я посмотрел на Софию Опарину. — Мне снится каждую ночь один и тот же сон, и, похоже, это из-за тебя!

София виновато пожала плечами.

Диана Кискина поцеловала меня в губы. Сегодня мы кончили одновременно.

Мы лежали голые на кровати и, как всегда, курили.

— Царек и Писькина снова вместе! — Диана засмеялась.

— Я всегда считал своих одноклассников дебилами, — пробубнил я, — Почему, если Романов, то погоняло — Царь? Царек? Романовы же императорами были.

— Эх, Ромка, Ромка. Историю ты плохо учил! Они и царями были, и императорами, великими князьями Финляндии и Литвы, а еще магистрами Мальтийского ордена. Не парься, Ром, меня вообще Писькиной обзывали.

И она засмеялась еще сильнее.

— Кстати, откуда у тебя этот пакет с деньгами?

— Это мои сбережения на черный день. Лежали в банке. Забрал, потому что кредит за квартиру платить нечем.

— Сколько там? Тысяч сто?

— Нет, там восемьдесят штук, — ответил я, хотя на самом деле там было около ста сорока.

— Сколько тебе осталось платить за кредит, Ром?

— Много. Триста, — выдохнул я, будто бы с досадой, хотя вместе с деньгами Софии Опариной в моем шкафу было уже триста сорок тысяч, можно покрыть кредит за раз.

— Ничего Ром, за год—два расплатишься. Немного осталось.

— Ну, да.

— Может, еще разок перепихнемся? — спросила любовь всей моей жизни, залезая на меня.

Я, стесняясь, улыбнулся в ответ. Это было красноречивей сотни «да».

В прокуренном кабаке сидит, выпивает компания молодых людей. К ним подходит пожилой мужчина и говорит:

— Молодые люди, не желаете ли увидеть кое-что необычное?

— Ну, давай, — ухмыляясь, согласилась молодежь.

— Я могу, — улыбнулся мужичок, — пропердеть мелодию песню Димы Билана — «Невозможное возможно» за сто баксов!

— Да ты гонишь! — развеселилась молодежь.

— Спорим?

— Ну, давай!

И мужичок, повернувшись задом и воняя в лица довольных молодых людей, пропердел припев обещанной песни.

— Ни хера себе, — удивились молодые люди, — бери сто баксов, заслужил! Слышь, а сможешь пропердеть «Рюмку водки на столе» Лепса?

— Смогу, — ответил мужичок, — но только за двести баксов.

— А что так дорого?

— Мелодия сложная, там, в двух местах обосраться придется, — ответил мужичок.

Этот анекдот в полной мере раскрывает суть моей работы:

1. В провинции на хуй никому не сдалось нормальное творчество.

2. Работники культуры страдают хуйней и зарабатывают, выставляя себя клоунами.

3. Со временем ты привыкаешь без угрызения совести торговать собой.

Я работаю в доме культуры «Звезда». Официально у меня полторы ставки — ставка киномеханика и пол-ставки дворника. На самом деле я занимаюсь видеосъемкой и монтажом видео роликов, видеооформлением сцены (это когда певец поет, а позади него на экране цветочки кружатся), дизайном афиш и другой печатной продукции, фотографирую мероприятия (начальство просит фотоотчеты), веду станицы дома культуры в социальных сетях, пишу сценарии к мероприятиям. А так же, как и другие мужчины ДК, совмещаю, когда надо, работу грузчика, дворника и хуй-пойми-еще-кого. И получаю за все это — пятнадцать косарей, которыми я благополучно гашу кредит за квартиру. Естественно, мне приходится подрабатывать, снимая и монтируя утренники в детских садах, концерты провинциальных звезд, дни рождения и другую мелочевку, иначе нельзя будет платить за коммунальные услуги, изредка покупать одежду и еду. Иногда влезаю в долги, кручусь-верчусь, но умудряюсь держаться на плаву. Бывшая жена Оля не подала на алименты, сказав, что «с нищеброда можно поиметь лишь вшей», но я все равно умудряюсь помогать дочери Машеньке деньгами. Только деньгами. Бывшая не дает нам видеться, и моя дочурка считает папой другого, более богатого, успешного, интересного, презентабельного мужчину, который, на мой взгляд, выглядит как «сладкий заднеприводный глиномес». Вообще против голубков я ничего не имею, такова их природа, но хахаля моей бывшей жены ненавижу всем сердцем.

Что касаемо гей-сообщества города Морга, его существование вскрылось лет десять назад, когда открылось громкое дело о жестоком убийстве двух мужчин: первого изрезали ножницами, второго — ножом. По этому делу в качестве подозреваемых проходила знатная компания «слабых на задок»: семь работников культуры, два токаря, майор милиции в отставке, замдиректора молочного завода, лесничий и даже мастер спорта по тяжелой атлетике. В итоге выяснилось, что убийцей был майор милиции в отставке, первая жертва — его любовник, второй был любовником его любовника. Короче, «Санта Барбара» заднепроходных трубочистов.

Культурный убийца стал вторым маньяком в нашем городе за всю его историю.

Мне вновь снился тот же сон — я вижу себя со стороны, а я — другой я — лежу на холодном асфальте, а мне на лицо большими пушистыми хлопьями падает первый снег. Из раскрытого рта выплескивается кровь, губа разбита и мне кажется, что я умираю. Мои уже стеклянные глаза смотрят на звезды, но не видят их. К моему телу подходит София и говорит:

— Прости...

Я просыпаюсь в холодном поту и понимаю, что сон немного изменился. Не мудрено: со мной теперь живут четыре трупака и одному черту известно, как они влияют на мою психику...

Я сотню раз разговаривал с моими мертвыми соседками по квартире насчет их смерти. Об этом они ни черта не помнят. Зато много болтают о своей жизни, работе, еборях, правда, слегка путаясь в описаниях: смерть стирает память. Но об убийце — ни одной зацепки.

Я постоянно пытаюсь выудить информацию из Сергея Михалка, но у него в башке полная каша какого-то ненужного мусора. Он помнит, что обитает только среди богачей, что снимает все вокруг «дорого и богато». Зато адреса, где проживал и с кем, до того, как наступила смерть, у него нет. Память обо всем, что касалось Михалка в обычной от съемок жизни, стерта напрочь.