Пьер Буль - Фотограф [litres]

Гор ехал медленно. Нога мешала ему вести не приспособленную для инвалидов машину, но он не обращал на это внимания, поскольку мысли его были заняты только что раскрытым заговором, в который он странным образом оказался втянут.

– Сволочи! – пробормотал он еще раз.

Он несколько раз повторил вполголоса это ругательство, и на сей раз в его голосе слышалось явное возмущение – он бы и сам затруднился сказать, сердится ли он на конспираторов за их преступные замыслы или же за то, что они воспользовались им, словно куклой, чтобы добыть нужную информацию.

– Это еще не все, – проворчал Гор. – Теперь мне нужно будет просто предупредить власти.

Он сделал длинную паузу, дав себе время хорошенько поразмыслить и как бы рассматривая все аспекты такой перспективы, потом снова заговорил сам с собой:

– Я все расскажу Эрсту. Это самое простое решение. Он лучше, чем кто-либо другой, знает, что нужно делать в таких случаях.

В этот момент он проезжал неподалеку от дома Эрста, жившего тоже по соседству с Люксембургским садом. Несколько мгновений Гор колебался, не остановиться ли ему и не предупредить ли друга немедленно.

Тем не менее он не остановился, почувствовав странное желание подумать еще немного в одиночестве над всеми деталями этого дела. Погруженный в глубокую задумчивость, Гор ехал дальше без какой-либо определенной цели.

Прошло достаточно много времени, прежде чем он обнаружил, что избранный им маршрут ведет прямо к площади у церкви, в которой должен был венчаться президент. Осознав это, он не свернул ни влево, ни вправо. Некий смутный инстинкт советовал ему получить четкое представление об этом месте, прежде чем окончательно выработать линию поведения.

Марсиаль не смог припарковать машину близко от площади, и ему пришлось идти до нее пешком. Весь покрывшись испариной, с трудом волоча ногу, он наконец добрался туда и лишь тогда заметил, что шел гораздо быстрее, чем ему позволяло здоровье, и что не было никакой видимой причины, оправдывавшей эту спешку.

Он сел на террасе кафе, расположенного прямо напротив церкви, заказал напиток, к которому не притронулся, и надолго застыл, то охватывая взглядом всю площадь, то упираясь в определенную точку на паперти. Он повиновался профессиональному рефлексу.

Фотограф, занимаясь своим делом, прежде всего должен увидеть картину в целом. Но подобное панорамное зрение не мешало ему инстинктивно рассматривать некоторые детали, важность которых не может недооценивать добросовестный профессионал. А потому он не преминул отдать должное отблескам света, отметить местоположение солнца и поразмыслить над тем, где оно окажется в момент церемонии.

Произведя все эти привычные расчеты, он непроизвольно всем своим видом выразил удовлетворение: ладно, в конце концов приемлемо.

Оставив свой стакан нетронутым, Гор покинул кафе и начал медленно обходить площадь по кругу, выискивая глазами ту маленькую улочку, о которой говорили Ольга и Вервей. Довольно скоро он обнаружил ее: улица выходила на площадь неподалеку от террасы, где он только что сидел. Марсиаль пошел по ней, часто останавливаясь, чтобы посмотреть назад. Одну ее сторону занимала глухая, без единого отверстия, стена. На противоположной стороне из-за покатости улицы, действительно, ни одно из окон не выходило на церковь, но вот что касается строительных лесов, о которых упоминали заговорщики, так тут дело обстояло совсем иначе. Вскоре Гор увидел эти леса: они образовывали довольно заметный выступ по отношению к линии фасадов. Паперть, очевидно, была оттуда видна.

Марсиаль испытал острое чувство удовлетворения, лично убедившись в том, что конспираторы не солгали и что заговор оказался реальностью, а не фантазией или игрой его воображения, в чем он не был уверен еще минуту назад.

Рабочие трудились на лесах, закрытых брезентом, чтобы сдержать пыль. «Прекрасное укрытие, позволяющее стрелку выполнить свое черное дело, – подумал фотограф. – Как могло случиться, что полиция не взяла под охрану этот дом?» Подумав, Марсиаль Гор пришел к выводу, что такое вполне возможно. Если уж не несомненно, как утверждала Ольга, то, во всяком случае, план Вервея казался ему сейчас довольно удачным. Повинуясь странному рефлексу, Гор напряженно обдумывал шансы заговора на успех, словно это имело для него жизненно важное значение.

Измерив взглядом расстояние, отделявшее дом от паперти, фотограф пришел к выводу, что оно составляет, скорее всего, метров сто. По словам Вервея, восемьдесят. Не исключено, что это именно так, но его собственный расчет подсказывал ему немного большую цифру. Гор знал, что Вервей действительно был хорошим стрелком, хотя, возможно, и не столь метким, как он сам утверждал. Во всяком случае, на таком расстоянии даже снайпер не может быть абсолютно уверен в меткости своего выстрела, а тут нужно еще учитывать неизбежное в подобных случаях волнение.

Ему больше нечего было здесь делать, и он решил, что бесполезно тратить время на дальнейшее изучение строительных лесов, когда поблизости вполне мог появиться Вервей, жаждущий получше изучить место будущего действия. Погруженный в раздумья, Гор вернулся на площадь и осмотрел ее более пристальным взглядом, чем несколько минут назад; сдвинув от напряжения брови, он силился нарисовать себе картину, которую собравшиеся здесь люди увидят через несколько дней, в момент появления кортежа. Могучий рефлекс фотографа заставлял его мысленно создавать образ, максимально приближенный к тому, который потом окажется на снимке.

Он все более мрачнел, по мере того как представшая перед ним картина обретала четкие очертания и краски. Она не имела ничего общего с той, что открывалась его взгляду сегодня. Это была площадь, настолько поражавшая своим спокойствием, что лицо Марсиаля исказила болезненная гримаса. Он удивительно отчетливо видел чудовищную сутолоку, огромную толпу людей, которые непременно стекутся к церкви, дабы поприсутствовать на столь редком зрелище, как это бракосочетание. Тысячи, десятки тысяч парижан, взволнованных, возбужденных, напирающих друг на друга, с трудом сдерживаемых полицейскими кордонами.

Гор с тоской поискал место, где бы он сам мог расположиться в этом скоплении народа. Увы! Он хорошо знал, что с его стороны это была безумная попытка. Увечье запрещало ему такие фантазии. Он вспомнил все свои недавние опыты передвижения в толпе, чтобы до конца осознать несуразность своего присутствия в таком людском водовороте. Он еще раз печальным взглядом окинул площадь, лихорадочно пытаясь отыскать хоть какой-нибудь угол, укрытие или вообще какую-нибудь точку, откуда открывался бы вид на паперть и где он не подвергался бы риску быть опрокинутым и затоптанным толпой. Безуспешно.