Джон Коннолли - Неупокоенные

В гараже были листы полиэтилена, я его в них завернула. У нас там сзади в саду теплица вскопанная. К той поре уже стемнело, и я его туда выволокла. Это самое сложное было: поднять его из подвала. На вид-то он кожа да кости, а на самом деле весь из мышц, жилистый. Я выкопала яму, и его туда; засыпала. Видно, я все уже наперед спланировала, продумала. И когда только успела. Звать полицию или кому-то в чем-то сознаваться мне и в голову не пришло. Я лишь знала, что Дженну никому не отдам, буду с ней. Она все для меня, была и есть.

После того как управилась, я отправилась домой. А назавтра подождала, пока стемнеет, и отцовскую машину отогнала к Джекмену. Там ее и бросила. А затем вскоре заявила о его исчезновении. Приехала полиция. Какие-то детективы, как я и предполагала, осмотрели в подвале пол, но отец его только еще начал сбивать, и было ясно, что под ним ничего такого нет. О моем отце тогда уже все знали, и когда обнаружили в Джекмене его машину, то решили, что он сбежал.

Через день-другой я возвратилась и перепрятала тело. Мне повезло: морозец в том месяце выдался кусачий. Из-за него он, видно, и продержался, не подгнил — ни запаха, ничего. Я начала рыть в подвале. Целая ночь на это ушла, но он меня хорошенько всему выучил. Всегда говорил, что девочке по хозяйской части надо уметь делать все: и проводку чинить, и ремонт текущий делать. Я расчистила от мусора место и выкопала яму, достаточную, чтобы он вместился. Зарыла его, а потом пошла наверх и упала спать в своей старой комнате. Вам небось и представить сложно, чтобы кто-то после чего-либо подобного взял да и заснул, а я вот провалялась аж до обеда. Да причем так крепко, так мирно спала, как никогда прежде. Затем спустилась снова вниз и продолжила работу. Там было все необходимое, даже маленькая бетономешалка. Правда, мусора пришлось порядком повытаскивать, потом спина неделю с лишним ныла, но когда наконец управилась, все смотрелось на загляденье. Дженна все это время оставалась у Эйприл. В общем, все срослось.

— А затем вы переехали в этот дом.

— Я не стала его продавать, потому что, во-первых, он не мой, да и будь я его хозяйкой, я все равно бы побоялась выставить его на продажу: вдруг кто-нибудь решит подремонтировать подвал и его там обнаружит? Так что лучше уж было сюда въехать. Вот так мы здесь и обжились. Хотя знаете, в чем странность? Видите эти вот трещины в полу? Они свежие. Появляться начали буквально пару недель назад, как раз когда вокруг начал ходить-вынюхивать Фрэнк Меррик. Как будто бы он что-то там пробудил, а отец оттуда его услышал и заворочался в попытке выбраться обратно в подлунный мир. У меня и кошмары начались. Как будто бы я слышу в подвале возню, стукотню; открываю дверь, а это он карабкается по лестнице — страшный, трупный, отряхивает с себя грязь и хочет расплатиться за содеянное с ним, потому что он меня, дескать, любил, а я вот что с ним сделала. Но ко мне он во сне не подходит, а ползет лунатиком мимо, в сторону спальни Дженны. Я его бью, луплю что есть мочи, а он не останавливается — ползет и ползет, как какой-нибудь гадкий жук, и все ему нипочем.

Ребекка ступней стала ощупывать в полу одну из трещин. Испуганно опомнившись, она отдернула ногу, похоже, вспомнив о своих кошмарных видениях.

— А кто вам во всем этом помогал? — задал я вопрос.

— Никто, — ответила она. — Сама все устроила.

— Вы отогнали автомобиль отца аж под Джекмен. Как же вы из тех мест обратно добирались?

— Как добиралась? На перекладных. Автостопом.

— В самом деле?

— Ну да, а что?

Но я знал, что она лжет. После всего содеянного так запросто она бы на такое не решилась. Кто-то отправился следом за ней в Джекмен, а затем отвез обратно на восток. По всей видимости, это была женщина. Эйприл. От меня не укрылось, как они переглянулись меж собой той ночью, когда Меррик вышиб окно, — эдак вкрадчиво, заговорщически, с лукавинкой сокровенной причастности. Ну да ладно. Кому какое дело.

Ребекка, а кто был тот, второй человек, который делал этот снимок?

— Не знаю. Час был поздний. Слышно было, как отец с кем-то там пьет, а затем они явились ко мне в комнату. От обоих разило — видно, из-за этого я совершенно не могу пить виски. Они включили торшер. На человеке была маска призрака — старая, жутковатая: отец надевал ее на Хэллоуин, отпугивать от дверей попрошаек. Отец сказал, что этот человек его друг и что мне надо подпустить его к себе так же, как я подпускаю к себе его, родного папу. Я заупрямилась, но… — У Ребекки перехватило горло. — Мне было тогда семь лет, — выговорила она севшим голосом. — Да, всего семь. Они фотографировали. Вроде как игра такая, большая шутка. Всего один раз такое было. Назавтра отец, понятно, плакал, каялся. Опять говорил, что любит меня и ни за что не допустит, чтобы ко мне прикоснулся кто-нибудь другой. Слово, надо сказать, он сдержал.

— А у вас нет мыслей, кто это мог быть?

Женщина покачала головой, но на меня при этом не смотрела.

— В трейлере Рэймона Лэнга есть еще фотоснимки той ночи. На них присутствует собутыльник вашего отца, только головы его не видно. У него на руке татуировка орла. Вы ее помните?

— Нет. Темно было. Да и если б видела, за годы она бы забылась.

— Один из детей, которых насиловали, тоже упоминал про ту татуировку. Мне кто-то сказал, что эта наколка в ходу у военных. Из друзей вашего отца никто не служил в армии?

— Элвин Старк, кажется, служил, — подумав, ответила она. — Может, еще Эдди Хейвер. Во всяком случае, помню только их, но у них такой наколки на руке, по-моему, не было. Они с нами иногда выезжали на отдых, я их видела на пляже. Нет, я бы обратила внимание.

Ну ладно. Хотя так и непонятно, куда двигаться дальше.

— Получается, ваш отец предавал тех своих детишек? — спросил я.

— Получается так, — кивнула женщина. — У тех людей были его снимки со мной. Видимо, они его шантажировали и через это добивались своего.

— А как они к ним попали?

— Я думаю, их им передал тот его собутыльник. Но отец у меня, знаете, в самом деле заботился о вверенных ему детях. Горой за них стоял. Те люди заставляли его отбирать для них подходящих, чтобы можно было безнаказанно их пользовать, но из-за этого он с удвоенной силой шел на то, чтобы оберечь и защитить остальных. Понимаю, сейчас речь уже ни о чем, но существовали фактически как бы два Дэниела Клэя — один хороший, другой плохой. Один насиловал свою дочь и сдавал для спасения своего доброго имени детишек, а другой сражался как лев ради сбережения остальных. Быть может, это единственное позволяло ему выжить и не сойти с ума. Удерживать обе части порознь, а про все дурное в себе говорить, что оно «от любви».

— А Джерри Лежер? Разве вы его не заподозрили после того, как застали тогда с Дженной?