Джон Коннолли - Неупокоенные

— Это было его решение или оно было кем-то навязано?

— И то и это. Оценок он решил больше не проводить, но ему их и так не предлагалось, даже если бы он решил продолжить. Да и мы к той поре уже встали на ноги и какое-то время успешно работали, так что бремя оценки в большинстве случаев теперь ложилось на нас. Я говорю «бремя», но на самом-то деле мы с радостью готовы были его на себя принять. О благе детей мы печемся ничуть не меньше, чем это делал Дэниел Клэй. Только мы никогда не теряем из виду свою ответственность перед всеми, кто имеет отношение к тому или иному делу, а главное — перед истиной.

— Вы не знаете, где сейчас тот Муллер-младший?

— Умер.

— Как?

— Занаркоманил и умер от передозировки. Героин. Это случилось где-то, э-э… года четыре назад, в Форт-Кенте. Что стало с его матерью, я не знаю. Последнее, что я слышал, это что она живет где-то в Орегоне. Снова вышла замуж; кажется, и ребенком обзавелась. Надеюсь, с ним у нее обстоит лучше, чем с тем, прежним.

Вектор Муллера, похоже, оканчивался тупиком. Я перешел к теме плохого обращения с кем-нибудь из пациентов Клэя. Кристиан с деталями был тут как тут: может, пробежался по ним перед моим приходом, или же какое-то дело выглядело настолько памятным, что о нем было просто сложно забыть.

— Помнится, однажды нам в пределах трех месяцев поступило два дела о предполагаемом жестоком обращении, — стал рассказывать он. — И оба с удивительно схожими элементами: предполагаемое насилие от посторонних лиц или же насилие от лица, неизвестного ребенку; причем с использованием масок.

— Чего? Масок?

— Птичьих масок. Насильники — в одном случае трое, в другом четверо, — скрывали лица за птичьими масками. Дети — в первом случае двенадцатилетняя девочка, во втором мальчик четырнадцати лет, — оказались похищены — одна на пути из школы, другой у заброшенной узкоколейки, где пил пиво, — и увезены в неизвестную местность. Там их на протяжении нескольких часов периодически насиловали, после чего отвезли и бросили невдалеке от того места, откуда забрали. Все это, разумеется, происходило не вчера, а годы назад: первый случай в середине восьмидесятых, второй в начале девяностых. Первый получил огласку после попытки самоубийства той девушки, когда она в нежном возрасте восемнадцати лет засобиралась замуж. Второй — когда тот мальчик пошел по судам по целому ряду мелких правонарушений и его защитник решил использовать предполагаемое изнасилование в качестве смягчающего обстоятельства. Судью он не убедил, но, когда оба дела поступили к нам, игнорировать сходство оказалось невозможным. Начать с того, что те дети не были меж собой знакомы, а их городки отстояли друг от друга на сотни миль. Тем не менее детали их показаний сходились один в один, вплоть до того, как выглядели те маски.

И знаете, что у них еще было общего? Обоими детьми в прошлом занимался Дэниел Клэй. Девочка заявляла о домогательстве со стороны учителя, которое тогда не подтвердилось: сочли, что тот учитель тайком посягал на одну из ее подруг. Это был один из тех редких случаев, когда оценка Клэя оказалась не на стороне заявителя, то есть заявительницы. Мальчика направили к Клэю после того, как он оказался уличен в скороспелой сексуальной связи со своей одноклассницей (возраст десять лет). Оценка Клэя указала на вероятные признаки жестокого обращения в прошлом мальчика, но дальше дело не двинулось. С той поры мы выявили еще шесть случаев с «птичьим элементом»; трое из фигурантов оказались бывшими пациентами Дэниела Клэя, причем ни одного из тех случаев не произошло после его исчезновения. Иными словами, никаких новых сообщений о подобных происшествиях начиная с конца девяносто девятого года не поступало. Это не значит, что их не происходило, но во всяком случае мы о них не слышали. Большинство вовлеченных в них детей были, как бы это сказать… в некотором смысле бедовыми, потому-то заявления и проявились не сразу, а с такой задержкой.

— Что значит «бедовыми»?

— Понимаете, поведение у них было предосудительное. Некоторые уже и до того заявляли о домогательстве, подчас бездоказательно; кто знает, а может, это вранье? Другие успели отличиться противоправными действиями или же на них просто махнули рукой свои или приемные родители: дескать, пускай себе творят что хотят. Власти на таких в совокупности смотрят косо и не особо верят, даже если те сами идут с заявлениями о происшедшем. А полиция, особенно мужского пола, утверждения о насилии принимает с большой неохотой, во всяком случае, от девчонок-подростков. Потому-то дети, о которых идет речь, оказываются иной раз уязвимыми, потому что никто их толком не ограждает.

— И вот, прежде чем к Клэю кто-то подступается с детальными расспросами обо всем этом, он вдруг берет и исчезает?

— Гм. О большинстве случаев стало известно уже после его исчезновения, — сказал Кристиан. — А так вы правы. Проблема в том, что мы вынуждены сами дожидаться поступления подобных случаев, а не разыскивать этих детей своими силами. Есть еще такие важные нюансы, как конфиденциальность пациента, опечатанные архивы, да что там, даже естественное рассредоточение семей и детей, которое происходит со временем. Все те дети, о которых я вам рассказал, выросли; самым юным сейчас лет, наверное, под двадцать — с учетом того, что на момент заявленного насилия им было от девяти до пятнадцати. Иными словами, нельзя вот так взять и дать объявление в газету: «Лица, пострадавшие от насильников в птичьих масках, просим вас собраться там-то и там-то». Так не делается, да и не бывает.

— А нет подозрений, что одним из насильников мог быть непосредственно Клэй?

Кристиан протяжно вздохнул.

— Большой вопрос, не так ли? Слухи, разумеется, ходили, но вы когда-нибудь видели Дэниела Клэя?

— Нет.

— В нем росту было два метра, никак не меньше. И худоба. Такого сложно спутать. Когда мы повторно рассматривали те дела, ни один из ребят не описал своих предполагаемых насильников хотя бы приблизительно как Дэниела Клэя.

— Ну так, может, это просто совпадение, что некоторые из тех ребят были его пациентами?

— Конечно, все может быть. Он был известен именно тем, что занимался детьми, прошедшими предположительно через сексуальное насилие. При соответствующей убежденности можно упирать как раз на то, что те дети потому и оказались мишенями надругательства, что были его пациентами. Может, кто-то из смежных профессий, тоже связанных с детьми, мог случайно или нарочно проронить какие-то детали, хотя, по нашим собственным данным, таких утечек не было. Все это, впрочем, предположение.

— У вас нет никаких мыслей, где эти дети могут быть сейчас?

— Ну, может, некоторые. Подробностей сообщить я не могу, извините. Могу разве что дать детали их заявлений без указания имен, но это вам ничего особо не даст помимо того, что вы уже знаете.