Эбби Тэйлор - Похищенный

— Сделать новую…

Эмма не могла поверить в то, что слышит подобные рассуждения наяву, а не во сне. Что такое несет этот Рейф? Отправиться с ним в отпуск ? На каникулы? Он что, лишился рассудка? Эмма пристально взглянула на него и тут увидела то, что должна была заметить давным-давно: перед ней сидел молодой, не обремененный обязательствами незнакомец в теплой синей куртке, готовый в любую минуту отправиться за тридевять земель. Должно быть, все происшедшее представляется ему занимательным приключением. Драмой, разворачивающейся на его глазах, ради которой не нужно идти в кинотеатр. Некоторое разнообразие в его жизненной рутине… Как это он выразился? Плавание по течению. Дрейф без руля и ветрил. Между ними вдруг разверзлась бездонная пропасть, и Рейф превратился в крошечную точку на другой стороне. И Эмма вдруг изумилась, поняв, что искренне огорчена этой очередной потерей. Оказывается, она еще способна на такие чувства. И в душе у нее образовалась еще одна пустота, заполненная тупой болью.

— Прошу простить меня, — холодно ответила она, — но я не могу улететь на каникулы в то время, как моего сына похитили. Я не могу сделать паузу и перестать искать его. Я не смогу начать новую жизнь, жизнь, в которой для него не будет места… Я никогда не сделаю этого… Никогда…

Эмма не смогла продолжать. Ледяная вежливость улетучилась из ее голоса. Но и поддерживать разговор оказалось выше ее сил. На нее навалилось гнетущее осознание того, что она опять осталась одна и что все опять пошло не так.

Рейф задумчиво кивал головой. На лице у него было странное выражение.

— Хорошо, — пробормотал он. — Хорошо.

Он не сделал попытки переубедить ее.

И тихо прикрыл за собой дверь, уходя.

— Мои планы изменились, — сообщил Рейф. — Я улетаю завтра.

Глаза у Эммы опухли и покраснели. Ей пришлось выбраться из постели, чтобы ответить на звонок. Прищурившись, она взглянула на часы. Начало седьмого. С улицы доносился шум дорожного движения и голоса. Значит, сейчас начало седьмого вечера, а не утра.

— Прошу прощения, — сказала она. Кстати, о чем они только что говорили? Голос у нее звучал глухо и хрипло, как если бы она подхватила простуду. — Что вы сказали?

— Я улетаю завтра, — повторил Рейф. — У меня самолет в семь утра. Немного раньше, чем я ожидал, но подвернулась возможность поработать за границей, и я не смог отказаться.

Эмма ничего не ответила.

— Вот так… — продолжал Рейф. — Похоже, до отлета мы не увидимся.

— Да.

— С вами все будет в порядке? — спросил он.

— Да. Спасибо вам.

— Я еще позвоню вам, — пообещал Рейф.

— Угу.

Она с трудом доползла до кровати. Он не позвонит. Она не могла его винить. Риччи не был его сыном. А для Рейфа наступило время двигаться дальше.

Линдси попыталась расспросить Эмму о ее поездке во Францию.

— Как вы узнали адрес Хантов?

Эмма промолчала.

— Вы же понимаете, что больше не должны так поступать, — предостерегла Линдси. — Иначе попадете в очень неприятную историю.

Эмма не обращала на нее внимания. Откинув голову на спинку дивана, она смотрела в потолок. Отныне они могли делать с ней все, что заблагорассудится. Теперь ей было все равно.

Следующие несколько дней ее квартира напоминала муравейник — сюда постоянно приходили какие-то люди. Явилась работница социальной сферы по имени Зиба, или что-то в этом роде, одетая в черное, словно собралась на похороны. Пришел и некий доктор Хьюз в темно-синем полосатом костюме. Он все время интересовался у Эммы, как она себя чувствует. Она ответила, что очень устала, но заснуть не может. Доктор Хьюз пообещал назначить ей слабое успокоительное, которое непременно поможет.

— Как вы отнесетесь к предложению лечь в больницу? — спросил он. — Ненадолго? Просто чтобы отдохнуть немного?

— Если вы считаете это необходимым, я лягу.

Доктор Хьюз записал что-то в карточке. Подумал и снова принялся писать. Врачи и полиция наверняка завели целую библиотеку, равнодушно подумала Эмма.

Доктор Хьюз пообещал:

— Мы вернемся к этому разговору попозже.

Однажды кто-то постучал в дверь. Открыв ее, Эмма увидела на пороге медсестру в синем. Она спала, и стук разбудил ее, так что несколько мгновений она никак не могла сообразить, что происходит. Значит, она все-таки попала в больницу? Но медсестра оказалась Розиной Алькарес. Она держала в руках пластиковую коробку «Тапперуэр», от которой соблазнительно пахло специями.

— Прошу прощения… — На лице Розины было написано беспокойство. — Надеюсь, вы не станете возражать, что я заглянула к вам на секундочку. Вообще-то я иду на работу, у меня ночная смена, но перед этим решила занести вам поесть.

И она протянула Эмме пластиковый контейнер.

— Рыба, — пояснила она, — с рисом и имбирем. Очень вкусно. И полезно для желудка.

— Большое вам спасибо, — отказалась Эмма. — Но я не голодна.

— Это национальное филиппинское блюдо, — сказала Розина. — Оно не всем нравится. Впрочем, если хотите, я могу принести что-нибудь типично английское.

— Нет, правда, мне что-то не хочется.

— Хорошо, — Розина кивнула. — Простите, что побеспокоила вас.

И она развернулась, чтобы уйти.

Эмме ничего так не хотелось, как закрыть дверь и снова забраться в постель. Но увидев, как Розина покорно кивнула, соглашаясь с тем, что ее общество оказалось нежелательным, и была готова молча унести обратно непрошеное угощение, Эмма испытала вдруг странное чувство вины.

Сделав над собой усилие, она спросила, глядя в спину Розине:

— Как поживает ваша дочь?

Розина оглянулась, и ее круглое лицо озарилось улыбкой. Она вернулась к двери в квартиру Эммы.

— У нее все хорошо, — с готовностью откликнулась она. — Она так выросла! У меня есть ее фотографии, их прислали несколько дней…

Она оборвала себя на полуслове и виновато понурила голову.

— Все в порядке, — сказала Эмма. — Я ведь сама спросила, так что не стану возражать, если вы расскажете о ней.

Но Розина только поправила ремешок сумки на плече и выразительно посмотрела на пластиковый контейнер.

Эмма спросила:

— У вас есть с собой ее фотографии?

— Одна есть. — Розина подняла на нее глаза. — Но вы и вправду не станете возражать…

— Пожалуйста. — Эмма распахнула дверь. — Пожалуйста. Мне хотелось бы взглянуть на вашу дочь.

Усевшись на диван, Розина порылась в сумочке и протянула Эмме фотографию. Снимок был сделан крупным планом, и с него смотрело личико улыбающейся полуторогодовалой девочки. У нее были темные глаза и пухлые розовые щечки. Она была одета во что-то белое — что именно, платье или топик, сказать было трудно. На фотографии виднелась лишь белая полоска ткани у нее на шейке. Девочка напоминала малиновку на снегу.