Скотт Туроу - Судебные ошибки

— Мы отлично проводили время, — сказала она и в напоминание положила вторую руку ему между ног. Ларри смахнул ее, Мюриэл вернула руку на место. Так они проделали со смехом несколько раз, обоим нравилась эта борьба и приносимое ею облегчение. Наконец Ларри схватил ее за руку, она сняла другую с его плеч и расстегнула ему «молнию» на брюках. Он оттолкнул ее.

— Мюриэл, мне не нужно прощальное катание на русских горках.

— А мне нужно, — ответила она, как всегда храбро, и положила руку на прежнее место. Ларри думал, что она не сможет возбудить его, но ошибся. Мюриэл опустила лицо к его паху, и он несколько секунд наслаждался этим, потом мягко ее отстранил.

— Господи, мы же на стоянке.

Мюриэл вставила ключ в замок зажигания и поехала за угол, держа свободную руку на его возбужденном члене и время от времени поглаживая его. Ларри смотрел в переулок, понимая, что они в подходящем месте для таких дел, — за этими зданиями, под телефонными линиями, среди разбросанного мусора и ржавых мусоросборников удовольствие часто покупалось по дешевке, и услуги оказывались в машине. Мюриэл устроила из этого празднество. Она медлила, облизывала снизу головку члена снова и снова, брала ее в губы, пристально наблюдая и понимая реакции, которые вызывало каждое ее движение. В этом Мюриэл была сама собой. Бесцеремонной. Смотрела на член и наслаждалась властью, которую получает женщина, будучи желанной. Ларри все время думал: «Господи, это разрыв, она бросает меня».

Когда Ларри кончил, ему казалось, что он непрестанно плакал.

— Стало быть, никак не можете расстаться со мной, — сказала Рути, надзирательница, сопровождавшая Джиллиан в лазарет. Придерживая массивным телом тяжелую дверь в караульное помещение, она приглашающе кивнула ей, будто старой знакомой. Потом — более сдержанно — Артуру. — Вы же вроде сказали, что закончили разговор с Эрни, — заметила она, сопровождая их в тускло освещенный коридор.

Артур объяснил, что лейтенант потребовал присутствия Джиллиан, и Рути рассмеялась:

— Здесь есть такие, кому мало существующих правил, им нужно выдумывать свои.

Джиллиан это было знакомо. Тюремная администрация зачастую проявляла недюжинную изобретательность, когда дело касалось строгости. И среди сотрудников, естественно, было немало откровенных садистов, которым доставляло удовольствие видеть людей в камерах. Но в Олдерсоне Джиллиан встречала много надзирательниц вроде Рути. Добрые души служили там потому, что не могли найти более доходной работы или лучше всего чувствовали себя среди тех, кто не мог смотреть на них свысока.

Когда они подошли к лазарету, Рути предложила вывести Джиллиан, как только Артур войдет туда. Она заверила их, что лейтенант ни о чем не догадается. Джиллиан было, конечно, любопытно, что станет говорить Эрно, но ее дни оценки свидетелей пришли к вынужденному концу. Спокойнее всего было уйти.

Артур снова разволновался перед предстоящим разговором и скрылся за дверью лазарета, ничего не сказав на прощание. Рути вернулась через несколько минут и повела Джиллиан по лабиринту коридоров и решеток к выходу.

В главном здании кативший стальную тележку заключенный повернулся к проходившей мимо Джиллиан. Она ощутила его взгляд, но решила, что он пялится на нее. Однако услышала свою фамилию.

— Вы не судья Салливан?

Шедшая рядом с ней Рути насторожилась, но Джиллиан ответила:

— В прошлом.

— Это Джонс, — сказала Рути. — Он хорошо ведет себя. Большей частью.

Рути говорила шутливым тоном, и Джонс улыбнулся, но внимание его оставалось сосредоточенным на Джиллиан.

— Вы дали мне шестьдесят лет, — сказал он. — Нанесение тяжких телесных повреждений.

У Джиллиан мелькала мысль, что здесь, должно быть, много заключенных, которым она выносила приговор, но сосредоточена была главным образом на своих переживаниях и забыла, как рискованно появляться среди этих людей. Однако сейчас она не ощущала опасности. Джонс был высоким, бородатым, но уже перевалил за тот возраст, когда мог кому-то угрожать.

— Стреляли в кого-то? — спросила она.

— В парня, который был со мной. Мы винный магазин брали. Продавец полез за своей пушкой, а я пальнул не в него, а в напарника. Вот ведь незадача, а? Меня обвинили в этом и в вооруженном ограблении. Вооруженное ограбление — ладно, но почему я сижу за выстрел в человека, в которого не собирался стрелять?

— Потому что хотели застрелить продавца, — ответила Джиллиан.

— Нет, не хотел. Я просто нервничал.

— Вы могли кого-то убить.

— Да, но ведь не убил. И почему сижу за это, не понимаю.

Джонс понимал. Просто ему хотелось поговорить на эту тему. Он до сих пор не спал ночами, думая о том, как одно мгновение изменило его жизнь.

— Джонс, это старая история, — сказала ему Рути.

— Конечно, — ответил он. — Я состарился, отбывая этот срок.

Но сказал он это со смехом.

— Как ваш подельник? — спросила Джиллиан.

— Ничего. Желудок теперь барахлит, и только. Вы дали ему всего тридцать лет. Через год он выходит.

— У него не было пистолета.

Не найдя, что на это сказать, Джонс вернулся к тележке. Он казался удовлетворенным, но через несколько дней снова будет считать, что его осудили несправедливо.

По пути к караульному помещению Рути без умолку посвящала Джиллиан в семейные неприятности Джонса. Видимо, секретом в ее представлении являлось то, о чем она рассказала лишь четвертой части населения земли. Но она была доброй. Помогла Джиллиан вынуть сумку из шкафчика и, словно любезная хозяйка, проводила Джиллиан к наружной двери.

Джиллиан открыла массивную дверь и взглянула из тюремного полумрака на яркий свет майского дня. Заключенные в это время находились во дворе, и, стоя на пороге, она слышала вдали выкрики и гул голосов. В Олдерсоне рядом с тюрьмой проходили железнодорожные пути. Большинство составов везло блестящий каменный уголь, но мимо проходили и поезда Вашингтон — Чикаго. Так близко, что можно было разглядеть всех пассажиров. Джиллиан не могла отвести от них взгляда. С невыносимой завистью она разглядывала людей, имеющих возможность ехать туда, куда вздумается. И мысленно называла их нормальными.

Джиллиан обернулась к Рути.

— Я забыла проставить время, когда расписывалась на выходе.

— Мы проставим.

— Я хочу сама.

Это было неправдой. Джиллиан просто хотелось, чтобы дверь, ведущая на волю, открылась перед ней еще раз. Когда замок щелкнул снова, у нее возникло ощущение, что механизм соединен с ее сердцем. Она Нормальная.

На полпути к автостоянке Джиллиан села на скамью поддеревом. И наблюдала за входящими и выходящими людьми. Нормальными. Как и она. В конце концов она вынула из сумочки книгу, которую читала. Фукидид [8]. Любивший классику Даффи навязал ей эту книгу, и она, к своему удивлению, находила громадное облегчение в повторении уроков далекого прошлого, в рассказах о забытых человеческих безрассудствах. Причина этого, полагала Джиллиан, заключалась в сознании, что со временем и она будет забыта, что ее грехи унесет могучее течение времени. И все ее современники, кроме нескольких ученых, художников, превратятся вместе с ней в нечто не более достопамятное, чем песок. И сегодня она имела возможность начать путь к забвению. «С прежним покончено, — сказала она себе. — Если не вспоминать о нем, с ним покончено».