Ларс Кеплер - Гипнотизер

Стук повторился. Комиссар подошел к двери, посмотрел в глазок и открыл. Вошли двое полицейских. Один из них в обнимку нес картонную коробку.

– По-моему, мы принесли все, что было в списке, – сказал он. – Куда поставить?

– Куда хотите, – еле слышно произнесла Эвелин, выходя из кухни.

– Можете расписаться?

Полицейский протянул ей документы, она расписалась. Йона закрыл за ними дверь. Эвелин торопливо подошла к двери, проверила, тщательно ли он все запер, и снова повернулась к ним.

– Я просила принести кое-что из дома…

– Да, вы говорили.

Эвелин присела перед коробкой на корточки, отодрала коричневую ленту и подняла края. Вытащила серебристую копилку-кролика и стала доставать застекленную картинку, на которой был изображен ангел-хранитель, но вдруг замерла.

– Мой фотоальбом, – сказала она.

Эрик увидел, как у нее задрожали губы.

– Эвелин?

– Я его не просила, ничего не говорила про…

Она открыла первую страницу с большим портретом себя-школьницы. На фотографии ей было лет четырнадцать, на зубах скобка; она застенчиво улыбалась. Светлая кожа, коротко стриженные волосы.

Эвелин перевернула страницу, и из альбома на пол выпал сложенный углом лист бумаги. Девушка развернула его и начала читать. Ее лицо стало совершенно красным.

– Он дома, – прошептала она и протянула письмо гостям.

Эрик расправил бумагу, и они вместе с комиссаром прочитали:

Ты моя, ты только моя, я убью других, ты в этом виновата, я убью того херова гипнотизера, и ты мне в этом поможешь, это ты, ты покажешь мне, где он живет, ты покажешь, как вы трахаетесь, и я убью его, и ты будешь смотреть, как я убиваю его, и вымоешь свою киску начисто, и я трахну тебя сто раз, и мы будем свободны и начнем все сначала, только вдвоем.

Эвелин быстро опустила жалюзи и осталась стоять, обхватив себя руками. Эрик положил письмо на стол и поднялся. Юсеф дома, торопливо подумал он. Наверняка. Если он сумел подкинуть альбом с запиской в коробку, он должен быть дома.

– Юсеф вернулся домой, – сказал Эрик.

– А где ему еще жить? – еле слышно ответила Эвелин.

Комиссар в кухне уже звонил одному из дежурных полицейских в центр связи.

– Эвелин, как, по-вашему, Юсеф сумел скрыться от полиции? – спросил Эрик. – Там ведь уже почти неделю обследуют место преступления.

– Подвал, – сказала Эвелин и посмотрела вверх.

– Какой подвал?

– Там потайная комната.

– Он в подвале! – крикнул Эрик на кухню.

Йона услышал, как на том конце медленно стучат по клавиатуре.

– Предполагается, что подозреваемый в подвале, – сказал он.

– Погодите немного, – ответил дежурный. – Мне нужно…

– Это срочно, – перебил Йона.

После паузы дежурный очень спокойно продолжил:

– Две минуты назад с того же адреса поступил тревожный вызов.

– Что вы говорите? Тумба, Ердесвэген, восемь? – удивился Йона.

– Да. Соседи позвонили, сказали, что в доме кто-то есть.

Утро воскресенья, тринадцатое декабря, Люсия

Кеннет внезапно остановился, постоял, потом медленно двинулся к лестнице. Он держал пистолет дулом вниз, рука прижата к телу. С кухни в коридор проникал дневной свет. Симоне шла за отцом и думала, что дом убитых похож на дом, в каком она жила когда-то с Эриком и маленьким Беньямином.

Что-то скрипнуло – в полу или глубоко в стенах.

– Это Юсеф? – прошептала Симоне.

У нее онемели руки от фонарика, чертежей и лома. Лом был страшно тяжелым.

В доме стояла абсолютная тишина. Звуки, которые они слышали раньше – стуки и приглушенные хлопки, – почти прекратились.

Кеннет коротко кивнул дочери. Он хотел, чтобы они спустились в подвал. Симоне кивнула в ответ, хотя каждая клетка ее тела кричала “Нет!”.

Из чертежей следовало, что лучшее место для тайника – это, без сомнения, подвал. Кеннет ручкой нарисовал на чертеже, как стена с помещением для старого отопительного котла может продолжиться и образовать почти невидимую комнату. Другим местом, которое отметил Кеннет, был чердак.

В стене возле сосновой лестницы, ведущей на верхний этаж, обнаружилось маленькое отверстие без двери. В стене еще остались петли от маленькой дверцы. Ведущая в подвал железная лестница выглядела как самодельная: швы толстые и грубые, ступеньки покрыты мягким серым флисом.

Кеннет щелкнул выключателем, пытаясь зажечь свет. Ничего не произошло. Он нажал на выключатель еще раз, но лампа не горела.

– Стой здесь, – тихо велел он.

Симоне ощутила короткий укол паники. Тяжелый пыльный запах заставлял ее думать о потоке грузовиков.

– Дай мне фонарик, – сказал Кеннет и протянул руку.

Она медленно передала фонарь отцу. Он коротко улыбнулся, зажег фонарик и продолжил осторожно спускаться.

– Эй! – резко крикнул он. – Юсеф? Мне надо с тобой поговорить.

Внизу, в подвале было тихо. Ни шума, ни звука дыхания.

Симоне ждала, вцепившись в лом.

Фонарик освещал немного – стены и потолок над лестницей. Темнота подвала оставалась такой же густой. Кеннет продолжал спускаться, фонарик выхватывал отдельные предметы: белый пластиковый мешок, светоотражающая полоска на старой детской коляске, стекло вставленной в рамку киноафиши.

– Думаю, я могу тебе помочь, – сказал Кеннет тише.

Он спустился, торопливо повел фонариком вокруг, чтобы убедиться, что никто не набросится на него из укрытия. Маленький кружок света скользил по полу и стенам, прыгал с предмета на предмет, отбрасывая изогнутые меняющиеся тени. Кеннет снова начал осматривать помещение, спокойно и методически водя фонариком.

Симоне начала спускаться. Металлическая конструкция глухо загудела под ее шагами.

– Никого, – сказал Кеннет.

– А что мы тогда слышали? Здесь кто-то был.

Через грязное окошко под потолком сочился дневной свет. Глаза привыкли к слабому освещению. В подвале были свалены разнокалиберные велосипеды, детская коляска, санки-тобоган, горные лыжи и мини-печь, елочные игрушки, рулоны обоев и стремянка с потеками белой краски. На картонной коробке кто-то написал маркером: “Комиксы Юсефа”.

Над потолком раздалось какое-то потрескивание; Симоне взглянула вверх на лестницу, потом на отца. Он как будто ничего не слышал. Медленно подошел к двери в противоположной стене. Симоне толкнула лошадь-качалку. Кеннет открыл дверь и заглянул в чулан для стирки, с небольшой стиральной машиной, сушилкой и старой гладильной машиной, какие были в ходу много лет назад. Возле теплового насоса висела грязная занавеска, закрывающая большой шкаф.

– Здесь никого, – сказал Кеннет и повернулся к Симоне.

Она посмотрела на отца и тут же перевела взгляд на грязную занавеску у него за спиной. Занавеска висела неподвижно, но все же висела.