Мария Артемьева - Темная сторона Москвы

– А хотите про доказательства? Там очень смешные доказательства… – спросил Гриша, пылая лицом.

– Погоди-ка… Ты мне вот что, Григорий, дружок, скажи… – Шеф морщился, со страдальческой миной потирая виски. – Ты ведь работал уже с Брюсовыми костями? Не замечал ли?..

– Да, чистил тоже. Немного, – ответил Гриша.

– У тебя голова от них не болит? – внезапно спросил Михаил Михайлович и заглянул в честные глаза Гриши.

– Не-е-ет, – протянул тот. – А что такое?

– Да вот, понимаешь, какое странное дело. Стоит мне взяться за эти останки – тут же у меня головокружение начинается или того хуже – мигрень. Так и стреляет в висках! Аж в глазах темно. Не было у тебя такого?

– Да вроде нет, – сказал Гриша, усиленно припоминая.

– Главное, что удивительно-то: я Веру с Надей спрашивал – говорят, у них то же самое. По этой причине они и не хотят с объектом триста пятнадцать возиться… Надя говорит, у нее с тех пор, как она взялась за эти кости, каждую ночь кошмары. Старик какой-то снится в старинном парике, грозится ей… Представляешь?

– В парике? Сам Брюс, что ль, во снах является? – вытаращился на шефа Гриша и неуверенно хихикнул.

Михаил Михайлович улыбнулся, но глаза его оставались серьезны и темны – видимо, от несчастной мигрени.

– Я вот думаю: может, его кости отравлены? Не знаю, может, испарения какие-то ядовитые, а? Мышьяк, я слыхал от криминалистов, очень долго в тканях сохраняется. Как думаешь?

– Не знаю, – сознался озадаченный Гриша. Химию он никогда не изучал и про мышьяк не знал ровно ничего. Он вообще думал, что мышьяк имеет какое-то отношение к мышам. Или в крайнем случае – к их экскрементам. – Не знаю!

– М-да… Ну, ладно. Посмотрим, понаблюдаем, – сказал шеф и, накрыв кости Брюса куском дерматина, отошел к другому столу, подальше, и занялся следующим объектом. – Так что там были за доказательства?..

– Ах да! А доказательства чародейства у них вот какие были… – Гриша заскользил взглядом по документу, отыскивая нужный текст. – Ага! Читаю. Это уже третий источник: «Москвичи, батюшка, запуганы. Всякую ночь на вершине Чертовой башни горит свет. И в какую ночь видится тот свет – в тую ночь слышат в башне крики живых мертвецов, коих чародей своими заклятиями заставляет служить себе… Видели также, что проклятый Брюс сей летал на железной трубе вокруг своей башни, и оттого не дерзают православные появляться рядом с нею в темное время. А полеты колдуна сулят недороды и ненастья в наших краях, как много раз в том убеждалися… А еще страшнее того, отчего у любого кровь в жилах стынет, если в подвале той башни заворочается вдруг железный дракон, сотворенный самим колдуном на потребу богомерзким затеям. От ворочания сего железного дракона происходит в нашей земле дрожь, зело опасная для городских построек…»

– Вот ведь бред, а, Михал Михалыч?! – фыркнул Гриша. – Мертвецы! Труба какая-то!

– Не знаю, не знаю, Григорий, – то ли насмешливо, то ли всерьез сказал Герасимов, – в Сухаревой башне – а это ее москвичи и прозвали Чертовой – находилась довольно долгое время Артиллерийская и инженерная школа, которой сам Брюс заведовал по поручению Петра. На вершине башни он устроил обсерваторию для изучения звезд – отсюда, вероятно, труба… А свет по ночам и живые мертвецы… Не знаю! Вообще-то там собиралось по ночам некое общество – они называли себя «Обществом Нептунов». Любители науки – из числа иноземцев в основном. А может, и заговорщики… Но дело в том, что вроде бы и сам царь Петр был одним из них – тогда какие же тут заговоры? Непонятно.

– А почему – Нептунов? – озадачился Гриша.

– Нептун в алхимической традиции – первооснова, первый шаг на пути Великого Деяния: превращения свинца в золото. Я так понимаю, они считали себя учениками Природы и подчеркивали собственное невежество: мол, постигаем азы в преддверии Храма Познания.

– Ишь ты! Красиво, – сказал Гриша и с интересом бросил взгляд на скрытые под дерматином кости странного человека. Чародей? Хм!

– Ну, на сегодня будет, – вздохнул шеф и, позвякивая ключом в кармане пиджака, сказал: – Одни мы тут с тобой застряли. А что, Леночка тебя сегодня разве не ждет?

– Точно! – спохватился Гриша. – Мы же с ней на фильму новую собирались!

– Тогда беги, уже почти восемь.

Гриша дико глянул на часы, бросил папку с вырезками и копиями документов, из которой он зачитывал шефу добытые сведения из жизни объекта № 315, схватил в руки пальто и стартовал с места со скоростью, живо напомнивший Герасимову о непревзойденном чемпионе, чернокожем олимпийце Джесси Оуэнсе; заведующий мастерской рассмеялся.

Он подошел к брошенной Григорием папке и заглянул в нее. Наткнувшись на какую-то интересную строчку, присел к столу и внимательнее вчитался в текст…

– Ну-ка, ну-ка? – потирая подбородок, приговаривал Михаил Михайлович и, болезненно морщась, тер рукой лоб. Но не уходил. Чтение оказалось весьма любопытным.

Пару дней спустя между Михаилом Михайловичем и Гришей состоялся еще один разговор по поводу Брюса. Приютившись на истертом мраморном подоконнике, они сидели в курилке и, отрешенно исследуя трещины в штукатурке на стене, дымили папиросами. А потом шеф с какой-то странной, испытывающей интонацией спросил:

– Скажи-ка, Гриша, по чести: ты веришь в тайное знание?

Гриша удивился вопросу:

– Это в каком смысле, Михал Михалыч?

– Ну вот, дорогой мой, представь: наука, – охотно принялся пояснять шеф. – Путем, значит, опыта, рассуждений, исканий… наука открывает истины. Вот, скажем, кто-то высказал теорию – скажем, я. А другой может ее проверить, оспорить – скажем, ты. Из нашего с тобой спора вытаскивается на свет божий истина, то есть научное достижение. Достижение фиксируется в публикациях, становится известно всему научному сообществу. Входит в учебники…

– А теория Дарвина? Она не была доказана, а в учебники вошла? – сощурившись, перебил Гриша. Глаза его горели. Рассуждения шефа чем-то ему польстили. Он с азартом ожидал продолжения и уже готов был спорить. Ради науки.

– Дарвин?.. Да, не доказал. Гипотезу Дарвина не доказали, но и не опровергли. В науке возобладало материалистическое направление, и потому ее приняли за основу. Просто на тот момент времени она пришлась очень кстати, многое разъяснив. Не завела в тупик, а напротив – дала толчок к дальнейшему развитию…

Все больше увлекаясь разговором, шеф принялся размашисто жестикулировать:

– Тут не важно: Дарвин, не Дарвин!.. Не было бы Дарвина – был бы кто-то еще. Главное – среда! Поступательное развитие науки закономерно и обусловлено скорее общим ее уровнем, нежели единичными гениальными прорывами. Не случайно многие открытия как бы дублировались людьми из разных стран, совершаясь одновременно в разных уголках Земли…