Норман Льюис - Подвиг, 1972 г., том 5

— А вы не можете набрать на вашем диске неправильный шифр?

— Нет. Шэдде немедленно узнает об этом, так как Уэдди и Галлахер, которые должны будут проделать это следом за мной, не смогут набрать свой шифр. Их диски останутся неподвижны.

— Что же делать?

Каван пожал плечами.

— Это действительно чертовски сложная проблема. Ситуация, при которой, что бы ты ни сделал, все будет неправильно.

С несчастным видом он взглянул на доктора.

— Видите ли, я почти уверен, что это и в самом дела всего лишь учебная тревога. Только Шэдде проводит ее довольно странно, непредусмотренным образом… А что, если он в самом деле нажмет кнопку?!

Доктор с сомнением посмотрел на первого помощника.

— Не слишком ли это окольный путь?

Каван кивнул.

— Да. Но разве это не слишком окольный путь и для командира корабля, оснащенного «Поларисами», войти в сговор со своим радистом и через него посылать и получать ложные приказы? Вот что смущает меня…

Доктор облокотился о колено и подпер щеку ладонью.

— А разве мотивы Шэдде недостаточно правдоподобны? Он хочет провести учебную тревогу, но так, чтобы все были уверены, что она боевая. Он считает, что экипаж лодки в этом нуждается, и думает, что это поможет разрешить мучающую его проблему саботажа. Учитывая его комплекс, все это не так уж лишено смысла.

Каван затряс головой.

— Начисто лишено! Рассекретить меры безопасности только ради того, чтобы расшевелить личный состав и, возможно, изловить саботажника?! На это способен только человек со странностями!

— Шэдде как раз и является таким человеком со странностями, — отозвался доктор. — Вы сами только что сказали это. Он не обычный морской офицер.

— Возможно, вы и правы, — недовольно согласился первый помощник. — Я и сам так считаю. Но эти проклятые сомнения…

Доктор отбросил со лба прядь волос.

— Мне кажется, что ваши сомнения относятся к области фантастики. Как вы думаете, куда бы он нацелил ракеты?

Каван перекинул ноги через подлокотник кресла и посмотрел на доктора.

— Знаю, что это звучит безумно, доктор, но если он рехнулся — а предположите на секунду, что это так, — он может пальнуть по русским. Вы же слышали его сетования на то, что русские якобы оседлали Запад и катаются на нем как хотят, а у нас подрезаны сухожилия, потому что наша демократия является демократией такого рода, что мы не можем начать превентивную войну, и что время играет на руку русским, и всякий прочий бред? Помните, он говорил об этом в Скансене? Потом на мостике, сразу же после Стокгольма, он снова морочил мне голову. Спросил, не думаю ли я, что лучше рискнуть последствиями ядерной войны, чем покориться русским. Назвал их бандитами и убийцами. Понимаете, что у него на уме? Если он думает и говорит об этом, когда находится в нормальном состоянии, разве не может он попытаться что-нибудь предпринять, если у него будет помрачение ума?

— Не думаю, что он помешан, первый, — сжал губы доктор.

— Значит, вы считаете, что он совершенно нормален?

— Нет, вовсе не обязательно. Но вы предполагаете, что он безумен.

— Но, если он ненормален, что же тогда? — настаивал Каван.

— Он невротик, — кивнул доктор. — Тысячи здравомыслящих людей, несущих на себе бремя чрезвычайной ответственности, являются невротиками. Но это еще далеко от психоза.

Каван в отчаянии вздел руку.

— Это для меня пустые слова, док! Что вы имеете в виду?

— Невротик — это человек, страдающий значительным нервным расстройством. Ничего серьезного для его восприятия реальности это не несет. Он находится в нормальной взаимосвязи с окружающими…

— А… а другие?

— Психотики, — продолжал доктор, — совсем иное дало. У них патологическое, беспорядочное мышление. Они не могут отличить бреда от реальности. Их ум и в самом деле поврежден.

— Спасибо, док, — вздохнул Каван, — но боюсь, что я не слишком поумнел после ваших объяснений. Что заставляет вас думать, что Шэдде невротик?

Доктор встал и, подойдя к зеркалу, начал причесываться.

— Резкие перемены настроения. Частые приступы депрессии, граничащие с меланхолией. Внезапные вспышки гнева по сравнительно ничтожным поводам. Назовите это повышенной возбудимостью, если желаете. Бессонница. Потеря аппетита. Тревожное состояние. Вот вам некоторые симптомы.

Первый помощник задумался.

— Да, большинство этих симптомов присущи ему, но я не знал, что он не спит и не ест… Что же грызет его?

Доктор положил щетку и гребень и оглядел себя в зеркале. Большого удовлетворения от этого он не получил.

— Главным образом страх, мне кажется. Страх лежит в основе большинства неврозов. В психиатрии это называется — возбужденно-тревожное состояние. Нормальный страх является реакцией на действительную угрозу. Невротический страх — беспричинен, это как бы предчувствие опасности. Очень сложная штука.

Каван с интересом взглянул на него.

— А что страшит Шэдде?

— То же, что и большинство из нас, — отозвался доктор, — ненадежность.

Каван задумался.

— Почему он должен страшиться ненадежности? Ведь у него все идет чертовски хорошо! Он наверняка дослужится до высоких чинов!

Доктор покачал головой.

— По профессиональным соображениям я не хотел бы входить в подробности, первый. Но можете мне поверить, что перед Шэдде стоят довольно тяжкие проблемы, как реальные, так и воображаемые. Скажу вам только об одной, но, прошу, никому ни слова. — Он сделал паузу. — Его бросила жена.

— Бедняга, — хмуро произнес Каван. — Я и не знал. — Он поднялся. — Итак, вы считаете, что мои опасения преувеличенны?

— Я терапевт, а не психиатр. Возможно, я ошибаюсь.

— Значит, вы не исключаете возможности, что он… что он… как это называется?..

— Психотик, — подсказал доктор. — Нет. Совершенно не исключить такую вероятность я не могу. Могу сказать только, что его симптомы кажутся мне характерными для невропата.

— Благодарю вас, док. Не забудьте, что вы сейчас сказали. Это может пригодиться. А пока что наш разговор не имел места, понимаете?

Бэгнелл взглянул на экран пеленгатора: «Легкое судно, два-шесть-три». Затем взял пеленг и доложил: «Один-семь-восемь». Уэдди посмотрел на часы и что-то нанес на карту.

— Дайте мне знать, когда на траверзе будет Куллен.

— Есть, сэр, — кивнул Бэгнелл.

Уэдди посмотрел на чаек, летевших в кильватере лодки, затем перевел взор на датский эсминец по правому борту. Он находился милях в двух и быстро шел вперед, взрезая носом белую волну. Скорость эсминца, как определил Уэдди, была не менее двадцати восьми узлов. Мысли Уэдди были прерваны Бэгнеллом:

— Куллен, сэр.

— Благодарю. — Уэдди взглянул на часы, подошел к переговорному устройству и нажал кнопку вызова.