Беатрикс Маннель - Дом темных загадок

– Всем стоять, ни с места! – приказывает Гомер, несмотря на панику, я замечаю, насколько ловко он действует. – Кто ему поможет, тоже получит пулю в руку. Понятно?

– Но я же медсестра, – говорит София.

– А я – Бог. – Гомер целится в Софию, а когда она наклоняется над искаженным от боли лицом Филиппа, демонстративно взводит курок.

– Оставь, – бормочет Филипп и отталкивает от себя девушку.

– Так-то лучше. Марш туда! – Гомер указывает пистолетом на дальнюю стену и успокаивается, только когда София с трудом туда доползает. – Давай, Эмма, пошевеливайся.

Он снова ставит меня на ноги.

Я глазами ищу Филиппа.

– Спасибо, – говорю ему, – спасибо.

– Хватит! – Гомер делает шаг вперед, хватает меня за руку и тащит к двери.

Хотя я чувствую его руку, мне все вдруг кажется совершенно нереальным. Словно я уже совсем не здесь.

Такое со мной было, когда ко мне пришли полицейские и сообщили, что с мамой произошел несчастный случай. Я могла все представить, но не такое. Прошла целая вечность, пока осознание этого просочилось ко мне в мозг.

Я бросаю последний взгляд на остальных. Том не смотрит на меня. София сидит у стены, положив связанные руки на колени, и покачивается взад и вперед. Лишь Филипп ободряюще улыбается мне, и от этого я чувствую себя еще более одиноко.

Я сжимаю медальон, и вдруг мне становится ясно. Когда я в первый день взбежала на вершину, мне было все равно, совершенно все равно, что со мной произойдет. И даже в подвале, когда Гомер поймал меня, я думала, что не будет никакой разницы. Но я ошибалась. Это произошло здесь, наверху, я изменилась. Я хочу жить. А не умереть. Никто из нас не должен умереть!

Гомер упирает ствол мне в поясницу и толкает вперед, вверх по лестнице, через кухню, наружу.

– Давай, Эмма, давай, я не хочу терять времени.

«А я хочу! – отчаянно думаю я. – Мне нужно все время в мире, потому что я еще не хочу умирать. Хорошо. Поговорим с ним. Отвлечем его».

– Мои руки и ноги связаны, к тому же еще лодыжка болит. Я могу только семенить.

Гомер нерешительно останавливается.

– Ладно. Тогда я сниму наручники, чтобы ты лучше держала равновесие. А ноги останутся связанными. Я не стану больше за тобой бегать.

Он снимает наручники и прячет в кармане рясы.

Я лелею надежду. Руки свободны, и я могу взять какую-нибудь палку или камень, могу толкнуть похитителя или ударить. Но он снова тычет пистолет мне в спину и грубо гонит вперед.

– Куда мы вообще идем?

– Мы с тобой прогуляемся.

Прогулка к смерти. Тик-тик-тик – бежит время. «Эмма, ты должна действовать. Если чему-то сегодня еще суждено произойти, то обескуражь его. Напади!» Но как? Может, попытаться соблазнить его?

– Я сделаю все, что ты пожелаешь, – умоляю я его.

Эти слова скорее веселят Гомера, чем нервируют. Насколько я могу судить по искаженному голосу.

– Да что ты говоришь, – качает он головой. – Шагай!

Проклятье! Вообще не получается к нему подступиться.

Не могу придумать, что бы еще сказать, как задержать похитителя и не дать ничего с собой сделать.

В воздухе все еще марево от жары, хотя уже почти темно. К счастью, луна взошла и освещает путь, иначе я постоянно спотыкалась бы о камни и попадала в мелкие выбоины на дороге.

Он тащит меня через северное крыло, потом по тропе, которая ведет к часовне. С дороги мы вскоре сворачиваем на лесную тропу, извивающуюся между деревьев.

Гомер не говорит ни слова, и снова во мне рождается подозрение, что это не Себастиан, а Беккер. Я уверена, что Себастиан говорил бы со мной хоть о чем-нибудь. Но Беккеру не идет такое жестокое запугивание пистолетом. А вот Николетта интересовалась жертвами, и именно теперь я жертва. Но мне тяжело представить, что она угрожала бы нам оружием. Не могу не вспомнить ее приветливый смех.

Гомер гонит меня вперед. По спине ручьями течет пот, я отчаянно соображаю, что могу сделать, чтобы избежать расстрела. Мне все кажется таким нереальным, таким кошмарным, что просто не может происходить в действительности.

Тропинка разветвляется, и мы сворачиваем налево. Запоминай, все запоминай, чтобы вернуться. Вернуться, да, Эмма, вернуться, ни о чем другом ты не должна сейчас думать!

– А есть что-нибудь, что изменило бы твое настроение? Что-нибудь, чем я смогла бы тебя подкупить?

Молчание.

– Тебя используют? – вспоминаю я о газетной вырезке с обвинением, и тут меня озаряет. – Может, за этим стоит человек, который тебя шантажирует?

Гомер упирает дуло пистолета мне в грудь.

Наконец-то хоть какая-то реакция.

– Если ты наконец не заткнешься, то умрешь прямо здесь, на месте.

Перед нами вырастает длинное вытянутое здание с выбеленными стенами и деревянной крышей. Рядом виднеется огороженный кусок луга, на котором кучей сброшены колотые дрова. Дом похож на хлев, но когда мы подходим ближе, в сумеречном свете я замечаю стальной канат. Это же подвесная дорога!

– Что мы здесь делаем?

– Это просто для твоей безопасности.

Чем мертвее, тем безопаснее, в этом нет сомнения.

Подвесную дорогу удерживает выкрашенная в зеленый цвет стальная конструкция. Внутри дома видны железные шкафы, подиумы и мониторы, зона посадки в кабинку подъемника – яйцевидная гондола, светящаяся в сумерках ярким голубым цветом, рассчитанная на перевозку максимум четверых пассажиров.

Я растерянно оглядываюсь в поисках чего-нибудь, чем могу защититься от Гомера. Если бы мне удалось его побороть, я могла бы сбежать к гондоле, чтобы спуститься в долину и позвать на помощь, спасти всех нас.

Если бы… если бы…

Совершенно сумасшедший план, ведь похититель – человек с оружием, а я – связанная девочка с травмированной лодыжкой.

Гомер заставляет меня влезть в кабинку подъемника. Это для него проще простого: просто тычет мне в грудь пистолетом, закрывает двери узкой кабинки снаружи, сдвигает предохранительный засов и машет пистолетом, словно все это – отличная шутка. Потом он уходит.

Только теперь я замечаю: здесь тесно, потому что кто-то лежит на полу, под лавкой.

Кто лежит под лавкой?

У меня бегут мурашки по спине, никто не станет ради своего удовольствия лежать на полу, под лавкой в кабинке. Нужно нагнуться, чтобы рассмотреть этого человека. Я затаила дыхание, молюсь, чтобы это была не Николетта.

У человека на темных волосах много крови. Это его я в последний раз видела в душевой.

Разум отказывается понимать, но потом мне все становится ясно. Мое сердце начинает стучать все быстрее, как разгоняющийся по рельсам поезд. Ноги дрожат, мне срочно нужно в туалет. Склоняюсь над ним, и мне стыдно, что я была несправедлива к нему. Я глажу его по лицу, оно все такое же красивое, как у ангела.