Стефани Пинтофф - Во мраке Готэма (ЛП)

— И почему же так было? — спросила Изабелла. Последние несколько минут она сидела, ощетинившись, из-за игнорирования мужчинами её присутствия.

— Ну, потому что у них были семьи, способные оказать им поддержку, а у Сары, по-видимому, её не было, — предположил Арти.

Ричард решил взять разговор в свои руки и примирительно продолжил:

— Это одна из наших самых больших идеологических преград: позволить женщинам получать высшее образование. С самого поступления Сара знала, что столкнётся с её проявлениями. Поскольку все женщины, имеющие степень кандидата наук, считали научные исследования и семью взаимоисключающими вещами, обычно они выбирали что-то одно. И чаще всего — последнее.

Ричард тяжело и надсадно закашлялся, снова возбудив мои подозрения о своей недавней серьёзной болезни. Откашлявшись, мужчина продолжил:

— Хотя не думаю, что Сара сделала бы такой же выбор. Она была необыкновенно амбициозна.

— Кто-нибудь из её сокурсников завидовал её талантам больше остальных? Или кого-то раздражало её включение в программу по высшему образованию у женщин? — спросил я.

Ричард и Калеб обменялись быстрыми взглядами.

Наконец, Калеб заговорил:

— Я колеблюсь, потому что уверен, что мой ответ навлечёт подозрение на группу студентов, абсолютно не заслуживающих пристального внимания. Я, конечно же, могу предоставить вам их имена, но вы должны понимать, что, как бы эти молодые люди не жаловались на Сару, ни один из них — я верю в это — не способен на её убийство.

Он аккуратно записал их имена и передал мне бумагу. Я быстро просмотрел список: Джон Нельсон, Луи Деври, Сэм Бейкер и Алонсо Мур-младший, также известный как Лонни. Мне было полностью понятно нежелание Калеба афишировать эти имена, но я его проигнорировал. Если мы не найдём более чётких улик, указывающих на Майкла Фромли, то этот список даст нам первых настоящих подозреваемых.

Опыт снова и снова учил меня никогда не верить возражениям друзей и семьи, утверждающим, что обвиняемый «не мог такого сделать».

— Я знаю своего сына, — однажды сказал мне отец одного из подозреваемых в убийстве. Он был непреклонен и искренне уверен, что его сын невиновен. Но этот отец не понимал — даже после того, как его сына признали виновным и приговорили к смертной казни — что мы видим окружающих нас людей лишь с одного ракурса. Его сын дома был одним человеком, с друзьями — другим, и третьим — когда решил затеять драку в баре.

— Я знаю своего сына таким, какой он есть дома, — вот, что имел в виду тот отец, хоть и не осознавал этого. Он не мог знать большего.

— Ричард, — обратился я. — Ваша дочь упомянула об инциденте прошлой осенью, когда в комнату Сары проник неизвестный. Я так понимаю, что именно из-за этого девушка переехала жить к вам. Можете рассказать что-нибудь ещё? Меня интересует не только ограбление, но и ваши впечатления от пребывания под одной крышей с Сарой Уингейт.

— Конечно, конечно, — откашлялся Ричард Бонэм. — Моя дочь Мэри сдружилась с Сарой, когда они обе ходили в Барнард-колледж, а после выпуска продолжили общаться. Ещё до того, как Сара к нам переехала, она часто приходила на ужин. Тихая, вежливая, она оказала положительное влияние на Мэри, которая, по сути, домоседка. Ей повезло с подругой: Сара иногда вытаскивала мою дочь на вечера чтения стихов или чаепития. Детали самого ограбления я помню смутно, но вскоре после это происшествия со мной связалась миссис Уингейт, тётя Сары. Вероятно, она очень перепугалась после случившегося и сильно надавила на Сару, запретив ей возвращаться к занятиям, пока девушка не найдёт себе другое жильё. Поэтому мы согласились приютить её на следующих условиях: в течение учебного года Сара будет жить с нашей семьёй в комнате на третьем этаже, рядом с Мэри. За это она станет платить незначительную сумму, требующуюся лишь для того, чтобы покрыть связанные с её пребыванием дополнительные расходы.

Ричард печально вздохнул, и его лоб прорезали морщины.

— Она… была… прекрасной юной леди. Не только моя дочь — все мы будем ощущать её потерю. — Мужчина запнулся. — А какой у неё был математический склад ума! Когда она жила в нашем доме, большую часть времени она проводила в своей комнате над какой-нибудь очередной задачкой. Вот что её интересовало. И радовало.

— Вы часто обсуждали с ней исследования? — спросил я.

Ричард покачал головой.

— Боюсь, её исследования были вне моей компетенции, — и с усмешкой добавил: — Даже будучи на одном факультете, все мы разделены нашими собственными специализациями, так ведь, Калеб?

Калеб согласно кивнул, а я решил продолжить прежнюю нить рассуждений о Саре.

— Не знаете ли вы, состояла ли Сара с кем-нибудь на факультете в романтических отношениях? — спросил я всех троих.

— Нет, — ответил Арти и неловко добавил: — Если кто-то и начинал с ней флиртовать, она сразу ставила нас на место. Сара не интересовалась ничем подобным — ни в отношении моих однокурсников, ни, уж точно, в отношении меня.

— Никогда? — уточнил я, но все трое снова категорически ответили «нет».

Я рассказал им о том, что Сара периодически посещала Принстон.

— Ах, да, — произнёс Калеб, посмеиваясь, — это ещё одно подтверждение таланта Сары: первый научный доклад она презентовала четыре года назад в Принстонском университете в присутствии лучших математических умов нашей страны. Подготовленный ей доклад о функциях критической линии был восхитительным. Поистине восхитительным. В целом, она работала над ним со второго курса Барнарда. Этот доклад даже привлёк внимание моего коллеги, известного своей придирчивостью — Агнуса МакДональда. И когда я узнал, что Сара интересуется гипотезой Римана, я представил её Агнусу.

Даже если б я захотел, то не смог бы подвести разговор к этой теме лучше: фотографии в медальон Сары были оплачены именно неким А.МакДональдом.

— А Агнус МакДональд — тоже математик? — спросил я, стараясь не выдать свою заинтересованность.

— Выдающийся профессор из Принстона, одержимый, как и Сара, гипотезой Римана. Вообще-то, попытка решить эту проблему — это работа всей его жизни.

— А существовал ли между профессором МакДональдом и Сарой особенный контакт? — спросил я.

— Я бы не назвал его «особенным», — ответил Калеб. — Хотя во время нашего общения я выяснил, что она иногда обменивается с профессором идеями о доказательстве гипотезы.

Я вытащил серебряный медальон и молча протянул его профессору Мюллеру.

Его первоначальное потрясение от узнавания человека на фотографии быстро сменилось тревогой. Он поражённо отдал мне снимок.

— Да, это Агнус.

— Этот медальон определённо указывает на то, что у них с Сарой были не только рабочие отношения, вы так не считаете? И вы об этом не знали?