Стефани Пинтофф - Во мраке Готэма (ЛП)

— Вы правы, — вскинул Гораций голову. — Вы должны это знать, и лучше вам услышать это от меня. Мойра Ши была первой девушкой, которую убил Майкл Фромли. Он ударил её ножом четырнадцать раз. Это произошло за два месяца до того, как против него были выдвинуты обвинения в покушении на убийство Кэтрин Смедли.

Полиция никогда не связывала его с убийством Ши. Но Алистер Синклер знал это. И ничего не сделал. Он помогал Фромли и покрывал его, хотя правосудие давно должно было отправить Фромли на электрический стул.

Он на минуту замолчал, давая мне время переварить информацию.

— Спросите у него, почему в деле Смедли перед самым судом самого опытного прокурора окружной прокуратуры — Хогарда — сместили и заменили его новичком. Даже ходили слухи, — доверительно наклонился Гораций ближе ко мне, — что профессор подкупил судью Хансена, близкого друга семьи, чтобы повлиять на ход дела.

Обвинения были резко отозваны, и дело развалилось. Я хочу верить, что рассказанное мной — неправда. Но факты остаются фактами. И они поднимают много вопросов.

Я молчал. Гораций бросил на меня последний смущённый взгляд.

— Лучше будьте осторожны, детектив.

И он ушёл.

А я остался стоять в одиночестве на углу Бродвея и 114-ой, абсолютно ошеломлённый тем, что слова Горация могут быть правдой.

Я почти бежал, не в силах совладать с кипящими эмоциями. Ярость алыми всполохами застилала глаза, когда я шёл по Риверсайд-драйв, и даже вид мирно мерцающего в лунном свете Гудзона не мог успокоить бушующие эмоции, взявшие верх над разумом.

Я инстинктивно направился в центр города. Удар от предательства был силён: моя злость на Алистера смешалась с отвращением из-за моей собственной неспособности распознать его двуличность. Если Гораций был прав, значит, мне лгали, мной воспользовались в самой эгоистичной манере.

И что ещё хуже, Алистер пренебрёг как этическими так и профессиональными обязанностями. Почему же я не спросил его раньше? Неужели я был так ослеплён его знаниями, что забыл об инстинктах, которым всегда следовал?

Пройдя двенадцать кварталов, моя злость поутихла, и верх взяла холодная логика. Обвинения, выдвинутые Горацием, были серьёзными, и прежде, чем я мог бы их оценить, мне стоит взглянуть Алистеру в глаза и услышать его объяснение.

Миссис Либ сказала, что он сегодня вечером будет в опере. Для Алистера посещение оперы было скорее светским мероприятием, нежели музыкальным событием. Он выкупил всю ложу, и я не сомневался, что сегодня вечером она будет заполнена его светскими друзьями.

Это было напоминанием того, что он родился в атмосфере достатка и известности, которые я не совсем понимал. Но принять мог. Но не дали ли они Алистеру ощущение власти, чувство превосходства над законом? Вот этого я не приму никогда.

Я вышел на Бродвей и поймал экипаж до 39-ой улицы, где находилось здание Метрополитен-оперы.

К счастью, я приехал как раз в начале первого антракта, потому что, несмотря на моё полицейское звание и знание о расположении ложи Алистера, несговорчивый администратор отказался пропустить меня внутрь во время выступления.

— Если это не вопрос жизни и смерти, то я вас не впущу. Особенно во время сольного выступления Карузо — мистер Конрейд меня уволит, — упрямо произнёс мужчина, ссылаясь на главного управляющего — поклонника их новой оперной дивы. — Вам придётся подождать.

Думаю, я сумел бы настоять на своём, но похоже, борьба того не стоила. Сидя в вестибюле, я слушал громкий тенор Энрико Карузо, и когда его пение достигло крещендо, я осознал, что всей душой надеюсь, что Гораций Вуд — жестоко ошибающийся неблагодарный ученик. Что угодно, лишь бы это не было правдой.

Когда, наконец, упал занавес и включился свет, я направился в ложу Алистера, пробираясь через толпу нарядно одетых богачей, спешащих в бар.

К счастью, Алистер был ещё в ложе и небрежно потягивал из бокала шампанское, болтая с женщиной в зелёном платье, увешанной бриллиантами. Он не заметил меня, пока я не прервал их разговор.

— Алистер. Мне нужно срочно с вами поговорить. Прошу вас спустить со мной вниз.

Даже я сам понимал, что мой голос звучит странно, натянуто и необычно формально.

— Зиль! Что вы, ради всего святого, здесь делаете? — удивлённо спросил он, приподнимаясь в кресле. — Что-то случилось?

— Мне нужно с вами поговорить, — снова произнёс я. — Снаружи, где нас никто не услышит.

— Тогда я спущусь через пару секунд и найду вас в вестибюле. Мне нужна минутка, чтобы попрощаться.

Я повернулся к выходу и услышал, как Алистер приносит свои извинения.

— Валерия, вам что-нибудь принести, когда я вернусь? — обратился он к женщине за моей спиной.

— Алистер, — надула дама губы, — вам действительно надо прямо сейчас уходить? С этим невоспитанным мужланом? Да он ворвался сюда, а сам даже не одет в соответствующую вечеру одежду! Но думаю, я смогу вас простить, если вы будете так добры и принесёте мне ещё бокальчик шампанского, когда будете возвращаться.

Её игривый смех был последним, что я слышал, выходя из ложи.

Мне никогда не нравились светские дамы. По крайней мере, те из них, кого я встречал. Хотя, должен признать, что встречал я лично немногих. Но те, с кем пересеклись мои пути, пусть и ненадолго, казались мне неестественными. И эта леди определённо не была исключением.

— Ну что ж, Саймон, — радостно произнёс Алистер, подходя ко мне в вестибюле. — Что такое важное произошло, что вы оторвали меня от прекрасной музыки и отличной компании столь драматичным образом?

Его щёки слегка покраснели от выпитого шампанского, и я подумал, что ему было бы неплохо отказаться от следующего бокала.

— Мойра Ши, — обвиняющим тоном произнёс я. — Я хочу услышать, что вы мне расскажете о Мойре Ши.

Алистер слегка вздрогнул, но голос его остался спокойным.

— И где вы о ней услышали? Она умерла почти три года назад, и её смерть не имеет никакого отношения к нашему текущему делу.

«Нашему делу». Эта фраза ещё раз напомнила мне, насколько близко мы стали сотрудничать в последние несколько дней.

— Неважно, где я услышал о ней. И я сам решаю, что имеет отношение к моему делу, а что — нет.

Фраза вышла даже более резкой, чем я того ожидал, и Алистер бросил на меня удивлённый взгляд.

— Идёмте, — он направился в сторону 40-ой улицы, где прогуливались несколько человек. — Думаю, нам нужно более тихое место для подобной беседы.

Пройдя пол квартала, мы по обоюдному согласию зашли в маленький ирландский паб. Нашли небольшой столик в углу, подальше от толпы возле бара. Алистер сразу заказал две пинты стаута [47] Стаут — тёмный элевый сорт пива. , хотя ни он, ни я не хотели пить.