Деннис Лихэйн - Дай мне руку, тьма

– Привет, Патрик, как дела, сынок?

– Лайл, – сказал я, – у меня в гостях дочка моей девушки, и она спит. Нельзя ли сделать потише?

– Конечно, сынок. Конечно.

– Спасибо, – сказал я. – Мы скоро уедем, и вы сможете снова включить погромче.

Лайл пожал плечами.

– Сегодня работаю только треть дня. Проклятый зуб полночи не давал спать.

– Идешь к дантисту? – спросил я, морщась.

– Да, – мрачно ответил он. – Ненавижу платить этим подлецам, но пробовал вытащить зуб сам этой ночью, конечно, с помощью плоскогубцев и пассатижей, но этот паразит только чуть вылез, но пошевелиться и сдвинуться с места даже не подумал. К тому же, плоскогубцы из-за крови стали липкими, и вообще...

– Крепись, Лайл.

– Спасибо, – ответил он. – И вот еще что. Этот подлец не делает мне укол новокаина. Старина Лайл почти теряет сознание при виде шприца. Видимо, я из разряда осиновых листов, да?

Конечно, Лайл, думаю я. Ты большой трусливый кот. Продолжай вытаскивать свои зубы плоскогубцами, все равно каждый скажет, что ты недотепа.

Я вернулся в спальню и обнаружил, что Мэй исчезла.

Стеганое ватное одеяло лежало скомканное на полу возле ножки кровати, а мисс Лилли, ее кукла, покоилась на кушетке, глядя на меня своими неживыми кукольными глазами.

Затем послышался шум воды в туалете, и я вошел в коридор как раз в тот момент, когда Мэй вышла, протирая глазки.

Сердце чуть не выпрыгнуло у меня из груди прямо в пересохший рот, и мне захотелось плюхнуться на колени под тяжестью облегчения, разлившегося по всему телу.

– Хочу есть, Патрик, – сказала Мэй и пошла на кухню в своей пижамке, разрисованной Микки Маусами, и мягких тапочках.

– Что желаешь, "Эппл Джекс" или "Шугар Попc" [17]? – предложил я.

– "Шугар Попс".

– Вот тебе "Шугар Попс".

Пока Мэй переодевалась и чистила зубы в ванной, я позвонил Энджи.

– Привет, – сказала она.

– Как жизнь?

– Я... Нормально. Все пытаюсь убедить себя: мы сделали все, что смогли, чтобы уберечь Джейсона.

Наступила пауза, потому что я пытался делать то же самое.

– Узнала что-нибудь об Эрике? – спросил я.

– Немного. Пять лет тому назад, когда Эрик еще был почасовиком в Бостонском университете, городской советник по имени Пол Хобсон из Джамайка-Плейн затеял процесс против университета и Эрика лично.

– По поводу чего?

– Не знаю. Все, что связано с этим делом, словно за семью печатями. Похоже на полюбовное соглашение между сторонами, сопровождаемое приказом всем держать рот на замке. Впрочем, Эрик покинул университет.

– Еще что-нибудь?

– Пока нет, но я все еще роюсь.

Я рассказал ей о своей встрече с Кевином.

– Выбил выстрелом окно машины? Иисусе!

– Я был страшно взбешен!

– Да, но выбить выстрелом окно машины?

– Энджи, – сказал я, – он угрожал Мэй и Грейс. Он делает все, чтобы вывести меня из себя, и, возможно, при следующей встрече я вообще забуду о машине и убью его самого.

– Тебя ждет наказание, – сказала она.

– Увы, сознаю это, – вздохнул я, ощутив при этом тяжесть в центре черепа и неприятный запах страха, исходящий от моей рубахи. – Болтон приказал мне явиться в главное здание.

– Мне тоже?

– О тебе не было речи.

– Хорошо.

– Мне ведь надо быть с Мэй.

– Я заберу ее.

– Правда?

– С удовольствием. Привези ее. Мы пойдем с ней на детскую площадку напротив нашего дома.

Я позвонил Грейс и объяснил ситуацию. По ее мнению, оставить Мэй с Энджи было бы прекрасным выходом при условии, что сама Энджи не возражает.

– Она ждет не дождется, поверь мне.

– Прекрасно. Ты в порядке?

– Все хорошо. Почему спрашиваешь?

– Не знаю, – сказала она. – В твоем голосе какая-то дрожь.

Еще бы, после встречи с таким, как Кевин.

– Да нет, со мной все хорошо. Скоро увидимся.

Когда я вешал трубку, вошла Мэй.

– Послушай, зайка, – сказал я, – хочешь пойти на детскую площадку?

Она улыбнулась, это была улыбка ее матери, бесхитростная, открытая, лишенная малейшего колебания.

– Детская площадка? Там есть качели?

– Конечно, есть. Что же за площадка без качелей?

– А перекладины?

– Это тоже есть.

– А "русские горки"?

– Вот этого пока нет, – сказал я, – но я внесу это предложение начальству.

Она влезла на стул напротив меня и поставила свои незашнурованные кроссовки на мой стул.

– Давай, – сказала она.

– Мэй, – сказал я, завязывая ей шнурки, – мне надо встретиться с другом, и я, к сожалению, не могу взять тебя с собой.

Мгновенный взгляд, полный смятения, и ощущение потерянности в ее глазах в секунду разбили мое сердце.

– Но, – поспешил я сказать, – ты ведь знаешь мою подругу Энджи? Она хочет поиграть с тобой.

– Почему?

– Потому что ты ей нравишься. И она любит детские площадки.

– У нее красивые волосы.

– Да, правда.

– Черные и густые. Мне нравятся.

– Я передам ей это, Мэй.

– Патрик, почему мы остановились? – спросила Мэй.

Мы стояли на углу Дорчестер-авеню и Хауэс-стрит. Если посмотреть прямо через авеню, там и находится та самая "Площадка Райан".

А если посмотреть вдоль Хауэс-стрит, то виден дом Энджи.

В этот самый момент я увидел стоящую возле подъезда Энджи. Целующую в щеку своего бывшего мужа Фила.

Я почувствовал, как что-то внезапно сжалось в моей груди и так же неожиданно отступило, запустив внутрь струю холодного воздуха, которая будто одним махом выгребла из меня все внутренности.

– Энджи! – радостно воскликнула Мэй.

Энджи и Фил обернулись, а я почувствовал себя подглядывающим. Причем злым, с яростью в сердце.

Они перешли улицу и подошли к нам вместе. Она, как всегда, выглядела шикарно: на ней были голубые джинсы, бордовая футболка, черная кожаная куртка небрежно свисала с ее плеча. Ее волосы были влажными, одна прядь, выбившись, свисала из-за уха на щеку. Подходя к нам, она поправила ее и помахала Мэй.

К сожалению, Фил тоже был хорош собой. Энджи рассказывала, что он бросил пить, и, надо сказать, эффект был налицо. С тех пор, как я видел его последний раз, он потерял по меньшей мере фунтов двадцать. Его подбородок имел плавную и строгую линию, глаза утратили припухлость, которая почти поглотила их за последние пять лет. Он изящно двигался в белой рубашке и отглаженных угольно-черных брюках, гармонирующих с оттенком его волос, убранных со лба и зачесанных назад. Он выглядел лет на пятнадцать моложе, и в его зрачках то и дело вспыхивали искры, каких я не видывал со времен детства.

– Привет, Патрик, – сказал он.

– Здравствуй, Фил.

Он задержался у парапета и вдруг прижал руку к сердцу.

– Это она? – спросил он. – Неужели это действительно она? Великая, незабываемая, всемирно известная Мэй?

Он сел перед ней на корточки, а она широко улыбнулась.