Эл Ригби - Ночь за нашими спинами

Я вспоминаю карусель, которую нам подарили. Миниатюрный Бэни ведь сидел именно на…

– Бэни, откуда здесь утка? И… это точно утка? Что за дурь ты употреблял?

В темноте волчьи глаза светятся. И выглядят такими испуганными! Это снова наш Бэни. Трусоватый дурень. Не тот, кто бродил по явно опасному району с явно опасным человеком.

– Я… не знаю.

– Что за чушь? Почему у тебя такие кошмары?

– Я не знаю!

Подумав, я выбираю самую логичную на первый взгляд тактику:

– Бэни, наши отравились газом и лежат в отключке! Это место – порождение твоей фантазии, причем фантазии больного наркомана!

Оборотень молчит, переваривая информацию. Потом выгибается и начинает чесать ухо задней лапой. Как же мне хочется его убить… Закончив, Бэни мотает головой:

– Я не знаю. Я не виноват. И между прочим, никакой я не…

– Ты идиот, Бэни! Что это?

– Да не знаю я!

Он почти рычит, скаля зубы, и я морщусь от его дыхания, пахнущего сырым мясом. Не церемонясь, я хватаю волка за загривок и притягиваю его поближе:

– Быстро! Что было в воспоминании? С кем ты шлялся по заброшенному городу и что искал? Помнишь? Ну?

После каждого предложения я встряхиваю его так сильно, что его голова мотается из стороны в сторону. Бэни издает жалобный вой и начинает бессвязно рассказывать:

– У меня… был человек. И он был несчастным. Он усмирил меня одним взглядом и взял к себе. Он работал в какой-то организации, они что-то искали, какой-то проход… вроде как туда, где есть страшная тьма. Я слышал от них про Коридор и Город. Про каких-то детей… Детей Гекаты. Они искали пропавшую девочку… И женщину-врача, у которой были… паранормальные способности, она убила всю свою семью. Мы ходили по заброшенным местам. А потом… потом мой человек уехал и не вернулся. Я искал его. Долго-долго. Вскоре я потерял контроль и перестал принимать лекарства. И вот я здесь. Я ничего не помню, даже как его звали. Но я… тоскую. Всегда буду.

Поток слов прерывается, и Бэни смотрит на меня. Смотрит мрачно, сосредоточенно и жалобно, и… в этом взгляде очень мало от человека, почти совсем ничего.

– Ты… видела его?

Качая головой, я зачем-то прижимаю его к себе и глажу. Нет, не сейчас, я не уверена ни в чем, хотя истории оборотня и Элмайры пересекаются в совершенно очевидном месте. Решая отложить это до лучших времен, я думаю, как мне вытащить Бэни – обе части Бэни, человеческую и волчью. Абсурд, но крыльцо над нами продолжает дрожать и прогибаться под ударами гигантской утки, и она действительно может нас сожрать.

Я вздыхаю и сосредотачиваюсь. Продолжая трепать рыжевато-серую шерсть, я медленно произношу:

– Бэни, слушай… А если человек в Городе?

– Он бы меня нашел.

– А если он тебя забыл?

– Он должен меня помнить. Он не я. Не такой слабак.

Хм. В этом облике Бэни соображает еще хуже, чем в нормальном. У меня складывается ощущение, что я говорю с маленьким ребенком.

– А если он найдется, а? Бэни, давай поищем. Мне не нравится сидеть тут с этой уткой.

– Я… боюсь.

– Убей ее. Он разве не учил тебя бороться со страхами? Он стал бы прятаться под крыльцом? Ну давай же!

Бэни колеблется, но все же кивает.

– Ладно… я попытаюсь, Эш.

Он неуклюже выбирается наружу. Тварь сразу замечает его, раскрывает клюв и шагает к нему навстречу. Оборотень рычит, прыгает и вцепляется зубами ей в крыло.

– Получай!

Я слышу ужасные вопли, мои барабанные перепонки чуть ли не лопаются. Крыльцо обваливается, и в то же мгновение картинка меркнет. Все же меня похоронили заживо. Просто это произошло чуть более глупо.

Джон склоняется ко мне, и я растерянно улыбаюсь, понимая, что моя голова лежит у него на коленях.

– Облажалась, да? – спрашиваю я почему-то шепотом. – Бэни не очнется? Я… старалась, Джон. Правда.

Он убирает мою челку со лба и ненадолго задерживает руку у виска. Его ответ звучит спокойно:

– Ты все делала правильно.

Я медленно сажусь и затем поднимаюсь на ноги. Шатаясь, я оглядываюсь вокруг. Кресло Элмайры почему-то пустое.

– Она открывает окна в доме, – отвечает на незаданный вопрос Джон. – Идем?

Я бросаю взгляд под ноги и вижу банку и карусель. Совершенно бездумно разглядываю фигурку Бэни, восседающего на ярко-желтой утке. Потом настоящего Бэни, спящего на полу.

– Нужно разбудить Вана Глински. И Львовского.

– Джон, я…

– Мне нужно, чтобы кто-то был рядом. Я могу опять провалиться, как было с Элмайрой. И тогда я не проснусь сам. Память умеет ставить ловушки.

Он просит меня . Причину своих кошмаров. Я кусаю губу, не понимая, радоваться мне или горевать, и наконец просто киваю и быстро направляюсь к двери:

– По рукам. С тебя мороженое.

Конечно, я помогу. О чем бы ты ни попросил.

В кабинете шефа меня встречают разрисованные собачьи маски – это первое, что я вижу. Я торопливо отвожу взгляд, сосредотачиваясь на другом: газ не рассеялся, дышать лучше через платок, Элмайра сюда явно не добралась. Я сама распахиваю окно и, вдыхая холодный воздух, постепенно прихожу в себя. Подождав чуть-чуть, направляюсь к столу шефа.

Ван Глински и Львовский сидят, уронив головы на стол. Заметив между ними бутылку водки и стопки, я с сомнением приподнимаю бровь:

– Джон, ты уверен, что они просто не…

– Она не открыта. – Некберранец постукивает пальцем по горлышку.

– Ну… ладно. Кто первый?

Джон спешно кладет ладонь на затылок Глински. Я повторяю жест, и меня вновь обжигает – намного сильнее, чем при прикосновении к Бэни. я вспоминаю то, что видела в сознании Элм, и спешно выкидываю это из головы: нужно думать о другом. Джон ободряюще улыбается, и все вокруг снова чернеет.

…Первые воспоминания похожи на кадры разорванной кинопленки. Мелькают лица. Дома. Винтовки со штыками. Алые флаги.

Картину сопровождает мешанина звуков – смех, крики, стрельба, шум дождя и ветра. Обрывающаяся песня, врезающееся в уши странное слово.

Гренада [8].

Пять секунд – умопомрачительно красивое небо и множество всадников на его фоне. Закат. Закат и ослепительное, невероятное войско, напоминающее рыцарей Камелота. Впереди…

Нет. Не может быть. Разве я думала, что без шрамов Ван Глински станет… другим?

Наконец я вижу что-то определенное. Он – совсем молодой, одет в гимнастерку, и его можно узнать лишь по глазам, идеальной выправке и рубцу на переносице. Его волосы короче и темнее, на лице почти нет морщин. Он стоит навытяжку перед невысоким лысеющим человеком. Человек щурится, он не достает Глински и до подбородка.

– Честь знать вас.

Человек улыбается и вешает на грудь «единоличнику» орден, вроде того, что шеф надевает по праздникам.

– Честь служить.