Лиз Дженсен - Девятая жизнь Луи Дракса

– Тогда мне казалось, что я люблю. Но я ошиблась.

– Почему?

– Потому что он меня очень сильно подвел.

Дядюшка Тома в мультике пишет в письме племяннику, что хочет приехать в гости на несколько дней. Но он должен предупредить, что боится мышей. Поэтому он надеется, что в доме у Тома не водятся мыши.

– А как он тебя подвел?

Маман вздыхает.

– Ты слышал, что такое достоинство, Лу-Лу? Достойные люди поступают правильно. А тот человек поступил нехорошо. Он совершил ужасную вещь.

К приезду дядюшки Том пытается избавиться от Джерри. Джерри узнаёт, что дядюшка боится мышей, поэтому пугает его на все лады. И дальше как обычно: Том обжигается утюгом и проходит сквозь стену, и в стене остается дырка в форме кота. Мне хочется спросить у Маман про ужасную вещь и почему эта вещь не достоинство, но я не смею, потому что Маман так смотрит, будто вот-вот расплачется, а мальчики должны беречь своих мам, не должны их подводить. А потом Джерри все смеется и смеется, потому что снова победил. А потом на экране рисуется круг, а внутри появляется надпись по-английски: Вот и все, ребята!

Если ты единственный ребенок, очень здорово играть в Смерть. Таким детям нужно быть самодостаточными, потому что у них нет друзей, а Маман дома очень занята, она читает журналы про то, как стать еще красивее, какую носить одежду, и еще плачет, потому что Папа́ снова нас бросил. Некоторые семьи очень непохожи на другие, они слишком особенные. Это не значит, что они хуже. Вообще – это большой секрет, об этом нельзя болтать в школе, и уж тем более рассказывать учителю, – может быть, они даже чуточку лучше.

Поэтому – тсс.

Жирный Перес говорит, что смешанные чувства к родителям – это нормально, можно даже ненавидеть своего отца, если он больше с тобой не живет. Ненависть – часть любви. Ребенок может чувствовать что угодно, это нормально. Все чувства позволены, потому что ребенок живет в надежном мире. Но в глубине души ты знаешь, что папа с мамой тебя любят. Потому они и решили провести выходные вместе, всей семьей, и взять тебя на пикник, так?

Пикник с сюрпризом.

Жаль, что все так произошло, уж лучше бы я остался дома и закончил модель винтовой лестницы из бальзы, и тогда мсье Зидан увидел бы мою красивую лестницу и, может, на перемене погонял бы со мной в футбол. Он говорит, что иногда для удовольствия гоняет мяч. Только теперь не ради денег, понимаешь?

Так бы оно и случилось, только не случилось, потому что мы застряли в этих горах.

Там было очень здоровско, вокруг росли кусты, и еще был такой глубокий обрыв в ущелье, и мне запретили туда близко подходить. Мы пели песню про день рожденья, а потом мы с Маман разрезали торт, а Папа́ нас фотографировал, и мы загадали желание. Я-то знаю, какое желание загадала Маман. Наверняка хотела, чтобы я навсегда остался ее маленьким сынишкой. А я загадал, чтобы Папа́ оказался моим родным отцом, и тогда я от него не откажусь.

Потом все как-то быстро закрутилось. Это все из-за моих секретных конфет. Папа́ увидел, что я ем конфету, а я хотел засунуть ее в карман, но не успел, и Папа́ начал кричать на меня и выспрашивать. А потом они с Маман поссорились, не как обычно, а гораздо сильнее, и все из-за меня, из-за моих секретных конфет, а потом они говорили друг другу какое-то непонятно чего и кричали, а Маман совершала Эмоциональную Работу. Она все кричала и кричала как безумная: Отпусти его! Не смей прикасаться к моему сыну! Потом я вырвался и побежал, все бежал и бежал, а потом…

А потом.

С закрытыми глазами что думаешь, то и видишь. Я вижу комнату с яркими лампочками, доктора кричат, люди скользят вокруг меня, как будто на колесиках, а иногда видишь солнце, или луну, или круглые часы, или еще иногда фотографии счастливых Маман и Папа́, а потом нетопыря, или вспоминаешь таблицу умножения на семь например, семью семь сорок девять, или я вижу бинокль Жирного Переса, или слышу, как они делают ночью секс – аа-аа – или мне мерещится фото Юкки, которого потом задавил трактор, и еще жвачка, и братья Люмьер, и семью восемь пятьдесят шесть, и Жак Кусто, и Крутые Девчонки [44], и звезды, и семью девять шестьдесят три, а потом думаешь про белое здание, сложенное, как «Лего», а вокруг лес, и ты взлетаешь как будто внутри надувного шарика и паришь в небе, семью десять семьдесят, и летишь над землей и смотришь вниз на дорогу, посыпанную белым гравием, и по этой дороге поднимая клубы белой пыли едет «Скорая», а потом останавливается, и оттуда на носилках выносят мальчика, и он вроде мертвый, а его Маман старается не плакать, а потом голоса как из-под воды, а потом видишь облака, это развеваются на ветру белые занавески и снова голоса:

– Мы тут стараемся творить оптимизм.

– Десяти миллилитров хватит…

– «L’Hôpital des Incurables».

– Мальчики передают тебе привет…

– Один большой, второй маленький… Я кричу. Кричу. Но они меня то ли не слышат, то ли не слушают… Я ничем не могу помочь… А потом он падает… Бросил меня одну… Я кричала и звала на помощь.

– Видите, каким трусом оказался мой муж?

И потом ты вдруг садишься. И хочешь закричать: Он не трус! – и не можешь. А потом открываешь глаза и понимаешь – она целовалась с мужчиной. И это не Папа́. Они стоят далеко, я их вижу как будто по телевизору, и солнце яркое-преяркое. Он обнимает ее, она обнимает его. Потом он ее отталкивает.

– Маман! – кричишь ты, но голос не вырывается наружу, потому что ты застрял. Застрял, так и будешь смотреть на них, пока не ослепнешь. И вдруг над ухом взрывается тысяча голосов, чья-то рука поддерживает затылок, ты открываешь глаза, но ты все равно слепой, а Маман кричит: «Он не виноват! Он не хотел! Это был несчастный случай!»

Кричит мне прямо в ухо, очень громко.

– Луи, ты меня слышишь? Я доктор Даннаше. Ты в больнице.

Ненавижу больницы. Ты целовал мою маму.

– С тобой произошел несчастный случай, ты был в коме. Это как сон, только глубже.

Уходи. Не смей ее целовать.

– Но ты выкарабкался. Ты теперь с нами.

Нетушки. Я в другом месте. Уходи, отстань от меня, жопа мерзкая. Где мой папа? Я хочу к папе.

В его руках как будто миллион вольт. Он бьет меня током, и мне хочется заорать: Отстань от меня, извращенец, оставь меня в покое, но опять звука нету. Голова моя как тяжелый шар, его тянет к земле силой притяжения, он вот-вот оторвется и сломает мне шею, и тогда у меня будет еще больше неприятностей. Как думаете, моей Маман приятно иметь такого сына?

– Луи, ты меня слышишь? Ты в больнице, у нас в Провансе.

Нет, нет, я вас не слышу, потому что я нашел кнопку «выключить», и мне лучше всего отключиться.

И я нажимаю кнопку, и они все исчезают.

Все, кроме одного человека.

– Привет, мой маленький джентльмен, – говорит он. – Добро пожаловать в девятую жизнь.