Рейчел Уорд - Числа. Трилогия

Все, он меня зацепил. Я хочу его слушать. Хочу узнать больше. Гляжу ему в глаза — он из тех, кто выживет. Его число дарит ему еще тридцать лет.

— Беседовал с ней в аббатстве, когда она там пряталась. Она сказала, что видит числа — даты смерти. Устроила такую маленькую сенсацию. А потом все отрицала — заявила, будто выдумала.

Ковыряет ногтем в зубах.

— Понимаешь, — говорит он, — я не мог об этом забыть, потому что мне не кажется, что она все выдумала. Мне кажется, она видела тех людей у колеса обозрения — видела, когда они погибнут. Скажи, Адам, ты тоже это видишь? Ты такой же, как она?

Меня так и тянет сказать «да». Так и тянет все ему вывалить. Он-то мне поверит. А то и поможет — поможет со всем этим разобраться.

— Если да, — гнет он свое, — я тебе сочувствую. Ну, то есть я понимаю, каково с этим жить.

Гляжу на него, пытаюсь раскусить и при этом не показать, как я занервничал.

— Конечно, это нелегко. Дело в том, что людям вроде меня ты можешь принести массу пользы. А можешь, само собой, и бед натворить.

И тут меня вдруг прошибает холодный пот. Это еще не угроза, но я понимаю — мы по разные стороны баррикады. Мне становится интересно, откуда этот дядька. Из военной разведки? Из пятого отдела? Из шестого?

— Я видел, что ты писал в наладоннике, видел копии страниц из твоей записной книжки. Очень много дат в первые числа января. Адам, что тогда произойдет? Что творится у тебя в голове?

Молчу. Я уже думал, не рассказать ли ему про Новый год, но он и так все видел, его носом туда ткнули, все он знает, иначе он бы сюда не приперся. И вообще отвечать мне нечего. Откуда я знаю, что произойдет?

Отвожу от него глаза, слушаю, как он все гундит и гундит, и представляю себе, как он задавал те же вопросы маме.

— Какая она была? Моя мама. Какая она была, когда вы с ней познакомились?

Он улыбается:

— Ершистая. Изворотливая. Беспардонная. Она мне понравилась.

— Я такой же, — говорю. — Мы одинаковые.

Он вздыхает — как будто воздух из шарика выпустили, — и тут до меня доходит: он психует не меньше меня, как бы ни притворялся крутым и спокойным. Наклоняется вперед.

— Этот твой дар — опасная штука. Опасная. Нельзя им хвастаться, нельзя о нем болтать. Очень легко разозлить или напугать кого-нибудь. Ты понимаешь, о чем я?

— Ну да.

— Поэтому тебе надо помалкивать. А вот людям вроде меня можно все рассказать. Честно говоря, мы хотим, чтобы ты все рассказал. Все, что тебе известно. Вот… — Он лезет в карман пиджака и кидает мне через стол визитную карточку — имя-фамилия, мобильник, имейл. — Звони мне, — говорит, — в любое время.

Только вот когда за мной приходит бабуля, ее отводят в сторонку и говорят так, словно меня тут и нет.

— Навязчивое поведение… нарушение общественного порядка… рекомендуется консультация психиатра… из дома без сопровождения…

Бабуля все это слушает, всем видом изображая полное согласие. Я не поднимаю головы и не отрываю глаз от пола, пока разговоры не кончаются и мы с ней не едем обратно в Карлтон-Виллас на автобусе.

— Адам, что ты затеял? Чего ты добиваешься?

Она — единственный человек, с которым можно поговорить, не то что эти шпионы в штатском, но я не могу. Между нами кирпичная стена, мне через нее не пробиться. Наверное, дело в том, какой она человек — что она думает про жизнь, что говорит, — и еще в том, чего она не говорит и не думает. Она не мама — и не виновата в этом , конечно, но я не могу ей этого простить. Пока — нет.

Вот я и сижу в комнате, не сплю сутками и шарю в Интернете, чтобы хоть в чем-то разобраться, и прислушиваюсь, не сунут ли что-нибудь в щель для писем и газет. Как только слышу шуршание, то сразу бегу по лестнице. Мне надо успеть раньше бабули: не хочу, чтобы она что-нибудь узнала. Не хочу, чтобы она увидела кипы записок от Джуниора. Я знаю, что он там пишет — плюс-минус. Они все похожи на п ервые: «6122026. Твое число приближается. Ты готов?» «Прощайся с бабушкой, лошара. Тебе крышка».

Иногда бабуля оказывается у двери первой. Ей тоже нужны развлечения.

— Это тебе, — говорит она. Взяла конверт и рассматривает.

— Дай сюда, — говорю я и протягиваю руку.

— От приятеля? — спрашивает она. — От подружки? Между прочим, можешь позвать кого-нибудь в гости, тебе разрешается. Если хочешь.

Ничего не говорю — протягиваю руку и держу, пока бабуля не понимает намека.

— Адам, — говорит она, когда я поворачиваюсь и топаю по лестнице. — Посиди со мной минутку. Нам надо…

Голос ее затихает — я закрываю за собой дверь.

…Поговорить. Нам надо поговорить. Если бы я мог.

Кладу конверт к остальным и включаю папин коми. Развалюха, зато есть выход в Сеть, хотя ждать приходится целую вечность, а гуглить даже я умею. Обычно я вбиваю «2027» или «конец света», но сегодня будет иначе. Сегодня я спрошу о том, отчего я не могу заснуть.

Неуклюже набираю вопрос одним пальцем, пока в строке поиска не появляется: «Когда я умру?»

И нажимаю «ввод».

Восемьсот тридцать один миллион результатов. Щелкаю по первой ссылке. Там вопросы. Сколько мне лет? Курю ли я? Какой у меня вес? Часто ли я занимаюсь физкультурой?

Бросаю отвечать на середине. Такие сайты ничего не знают про неожиданности. Не знают про бомбы, пожары, наводнения. Не знают, что произойдет в Лондоне через два месяца. Не знают, не зарежет ли меня еще раньше один долбанутый тип с ножом.

И я тоже не знаю.

Весь день мне не по себе, как-то нехорошо. Потом — сама не знаю когда — я понимаю, что это странное ощущение наплывает волнами, примерно каждые десять минут, и это не просто неприятно, а больно. Каждый раз живот становится твердый, мышцы сжимаются, как кулак.

Больше никого дома нет.

Блин! Блин! Не может быть. Я точно не знаю, какой у меня срок, но до девяти месяцев еще далеко — или нет? Я не успела подготовиться. Хватаю книгу, пролистываю страницы. «Роды». Боже мой, надо было внимательнее читать! Там говорится про то, как дышать, что надо двигаться, потом принимать разные позы. Буквы пляшут перед глазами — начинается очередная схватка.

Двигаться. Двигаться. Пытаюсь ходить по второму этажу, но при каждой схватке меня парализует. Хватаюсь за стенку и еле дышу.

В промежутках я стараюсь не поддаваться панике. Кричу, вою — это получается само по себе, голос меня больше не слушается.

Все должно было быть не так. К врачам и в больницу я не хочу, но думала, что рядом кто-то будет. Думала, Винни окажется дома. Воды отходят на лестничной площадке. Не все сразу — струйкой по ноге. «Описалась, — думаю я. — Супер ». Только остановить струйку у меня не получается — жидкость течет и течет. В ней кровь. Это, наверное, плохо, да?