Джон Коннолли - Жнецы

– У меня глаз на красоту, – держал оборону Луис. – У нее, видимо, тоже.

– Кто б сомневался. – Ангел хмыкнул. – Но она никогда не полюбит тебя так, как ты.

– Любовь – бремя, – буркнул Луис в момент закрывания дверей.

– Кто б говорил. И кому.

В фойе на входе в пентхаус напарников встречал один лишь Симеон, в черных брюках и черной рубашке с длинным рукавом. На сей раз пистолет при нем был виден невооруженным взглядом: «Смит-Вессон‑5906» в стильной кожаной кобуре.

– Ого, – выказал интерес Луис. – Заказной?

– Из Мэриленда, – ответил Симеон. – Рожки малость подпилены.

Гладким и быстрым движением он выхватил оружие и уставил его так, что стали видны места, где были зашлифованы острые грани: на переднем и заднем прицелах, кромках магазина, выступе спусковой скобы и ударнике. Демонстрация имела вид откровенного и, признаться, слегка неожиданного бахвальства, которое с таким человеком как-то не вязалось. Также это было своего рода предостережение: гости прибыли вне графика, да к тому же в поздний час. Симеон, понятное дело, относился к таким визитам настороженно.

Оружие он сунул обратно в кобуру, а затем жестом чуть ли не свойским предложил войти. Луис с Ангелом вновь очутились в комнате с видом на бассейн. На этот раз зыбкий узор бликов на стене был каким-то рваным и суматошным, а по доносящимся всплескам можно было сделать вывод, что там кто-то купается. Подойдя к стеклянной стене, Ангел увидел, как воду разрезает баттерфляем Хойл.

– Он, наверное, любитель поплавать? – спросил Ангел у Симеона.

– По утрам и вечерам, – ответил тот.

– А еще в бассейн он кого-нибудь пускает?

– Нет.

– Видно, не любитель делиться.

– Он делится информацией, – сказал Симеон. – В частности, с вами.

– А, ну да. Просто кладезь знания.

Ангел повернулся и присоединился к Луису у того же самого столика, за которым они с Хойлом на этой неделе уже сидели. Симеон встал неподалеку, чтобы напарники открыто видели его, а он открыто видел их.

– Как вы оказались в прислуге у этого парня? – спросил после затяжной паузы Луис. В этот момент плеск в бассейне стих. – Не может быть, чтобы вы здесь на полную реализовали свой талант: сидите сиднем с этим добровольным затворником.

– Он хорошо платит.

– И это все?

– Вы сами служите?

– Нет.

– Тогда вам не понять. Хорошая плата покрывает многие грехи.

– Ему что, приходится покрывать много грехов?

– Кто его знает. Может, и да. По большому счету все мы грешники.

– Пожалуй. И все-таки: вы же морпех, и вы тут заржавеете, с грехами или без.

– Я упражняюсь.

– Это не одно и то же.

Было видно, как Симеон чуток покривился.

– Вы намекаете, что мои навыки скоро могут мне понадобиться?

– Нет. Просто говорю: легко эти вещи воспринимать как должное. Но если не держать боевой формы, то когда вдруг хватишься, их может там не оказаться.

– Этого знать не дано, пока не грянет срок.

– Что верно, то верно, – с ленцой произнес Луис.

Ангел смежил веки и вздохнул. Тестостерона в комнате витало столько, что даже на парике все волосья встанут дыбом. Еще один шажок, и начнется армрестлинг. В эту секунду вошел Хойл, в белом халате и шлепанцах. На ходу он сушил полотенцем волосы, не разлучаясь при этом со своими всенепременными белыми перчатками.

– Рад-рад, что вы вернулись, – нараспев приветствовал он. – Лучше бы, конечно, при более радужных обстоятельствах. Как там ваш… – Судя по всему, Николас подыскивал слово, которое бы точней описало Гэбриела, но, не найдя, докончил: – Друг?

– Пристрелен, – односложно ответил Луис.

– Это я уже понял, – кивнул Хойл. – Тем не менее признателен за констатацию факта.

Он сел напротив гостей, а скомканное влажное полотенце сунул Симеону. Тот как мог себя сдержал: еще бы, так быть приниженным, до уровня мальчика-подтиральщика, тем более перед Луисом.

– Я полагаю, причина вашего возврата – нападение на Гэбриела. Лихаген вас дразнит, а также пытается наказать еще одного из тех, кого считает повинным в смерти своего сына.

– Вы как-то очень уж уверены, что его увалил именно Лихаген, – заметил Луис.

– Ну а кому еще? Больше ни у кого не хватит ни дерзости, ни глупости напасть на человека уровня Гэбриела. В его связях я уверен досконально. Двинуться на него – верх безрассудства, если только тому пропащему человеку нечего терять.

Луис был вынужден согласиться. В кругах, где вращался Гэбриел, бытовало негласное правило: поставщик рабсилы не в ответе за свершившееся, когда сила уже применена. Но помнилось и описание Гэбриелом Лихагена: уже не жилец, полутруп, одержимый жаждой отомстить прежде, чем жизнь уйдет из него окончательно.

– Итак, – подвел черту Хойл. – Давайте начистоту. Вы, вероятно, опасаетесь, нет ли в этих апартаментах прослушки и не окажутся ли ваши слова частично или полностью переданы в соответствующие органы. Заявляю вам со всей ответственностью: «жучков» здесь нет, все чисто, а сам я нисколько не заинтересован привлекать ко всему этому делу закон. Я хочу, чтобы вы убили Артура Лихагена. Для того чтобы это произошло, я берусь предоставлять вам всю имеющуюся у меня информацию, а ваша работа будет достойно оплачена.

Хойл степенно кивнул Симеону. На свет появилась папка, которую Николас, взяв и побаюкав в руках, бережно опустил перед гостями на стол.

– Вот. Здесь все, что у меня есть на Лихагена, – сказал он. – Во всяком случае все то, что, по моему мнению, может оказаться для вас полезным.

Луис раскрыл папку. Листая ее содержимое, он убеждался, что часть материала фактически совпадает с его собственными сведениями, но многое здесь было и откровенно новым. Стопки убористо напечатанных страниц о семейной истории Лихагенов, их бизнес-интересах и предприятиях, из которых некоторые, судя по копиям полицейских протоколов и бумаг с грифом прокуратуры, явно криминального характера. Дальше шли фотографии внушительного особняка, спутниковые фотоснимки лесов и дорог, местные карты. А довершало все это фото тучного, стремительно лысеющего мужчины с рыхлым свиным подбородком и дряблыми брыльями, ниспадающими на пухлую грудь. Мужчина был в черном костюме с рубашкой без воротника. Остатки волос топорщились неопрятной паклей. Острыми буравчиками смотрелись на мясистом лице темные поросячьи глаза.

– Это сам Лихаген, – уточнил Хойл. – Фото пятилетней давности. Подозреваю, что рак с тех пор сильно изменил его внешность.

Николас потянулся к одному из спутниковых снимков и указал на белый кирпич по центру:

– Это их главный особняк. Здесь живет Лихаген со своим сыном. У него есть нянька, живет тут же в смежной пристройке, у нее квартирка. В полукилометре к западу, может чуть дальше, – Хойл ухватил еще один снимок и поместил рядом с первым, – у них загоны для скота. Лихаген одно время держал стадо эрширских коров.