Алексей Шолохов - В ночь на Хэллоуин (сборник)

Саша замер, не зная, как реагировать на эту свихнувшуюся тетку. Опустив взгляд, он заметил, что ее пальцы беспрестанно шевелятся, словно Ирина почесывала кошку за ушами.

– А я вот чиста, я знаю. Почти чиста, – поправилась женщина и покаянно улыбнулась. – Чуть-чуть осталось. Вот еще разок помогу этим славным ребяткам, и совсем очищусь, и спасусь. Очищусь и спасусь. Очищусь и спасусь. Очищусь…

Монотонная речь тетки слегка заворожила Сашу, и потому, когда Ирина, вскочив со скамьи, ринулась к нему, он только и успел, что отшатнуться назад.

Руки женщины сомкнулись на его шее, острые ногти впились в нежную кожу.

– Я поймала его, поймала! – завизжала она. В лицо парню полетели брызги слюны. – Забирайте грешника! Забирайте скорее! Примите жертву от чистой духом!

Скосив глаза, Саша увидел, как с обеих сторон к ним приближаются мертвецы. Вот их руки вытянулись вперед… и легли на плечи Ирины. Та, осекшись, смолкла – и заорала вновь, когда костлявые пальцы одного из ходячих трупов залезли ей в рот и начали рвать щеки, а челюсти другого, сомкнувшись на правом ухе, начисто откусили его.

А потом мертвецы добрались и до Саши…

Поднявшись по эскалатору, Вадим огляделся. В просторном помещении – вестибюле? – никого не было. Ни мертвецов, ни девушки. Обернувшись, парень увидел толпу, недвижно стоявшую внизу, на платформе. Вадим припомнил свой путь, и его кишки завязались узлом, едва он представил, что снова стоит среди обитателей станции. Неужели он на самом деле прошел сквозь них?..

Воронка наклонного тоннеля затягивала в себя. Парня повело в сторону, он неловко шагнул влево и с трудом удержался на ногах. Тряхнув головой, повернулся и торопливо пошел к выходу.

Через несколько шагов его настиг двойной вопль, донесшийся снизу. Пригнувшись, Вадим рысцой добежал до широкого проема – должно быть, позже в него должны были поставить двери – и оказался снаружи.

Майская ночь встретила его легким ветерком, несущим в себе запахи воды и свежей листвы. Задрав голову вверх, Вадим увидел звезды. Немного, конечно – московское зарево давало о себе знать, – но ему хватило и этого.

«Стоишь тут, как дебил, любуешься, а зомби, может, уже наверх поднялись и за тобой идут», – прошептал внутренний голос, но парень только улыбнулся: угроза миновала, он это чувствовал. Пусть только на этот раз, но – миновала.

Краем глаза Вадим заметил темную фигуру, которая отделилась от одного из контейнеров, стоявших неподалеку. Сердце тут же зашлось в бешеном стуке: идут, сейчас поймают! Бежать!

Парень напрягся, готовый сорваться с места, его взгляд бешено шарил вокруг, выискивая в ночной тьме другие силуэты, неловкой походкой бредущие к нему.

– Слышь?.. Это я, – раздался знакомый голос. – Я, Галя.

Дикое напряжение начало понемногу отпускать Вадима. Он выпрямился, шагнул девушке навстречу.

– Ты что, здесь ждала? – У него в голове это никак не укладывалось. Ведь мертвецы же… хотя он вот стоял да башкой вертел. Но все равно, спрятаться и ждать…

– Ага, здесь. А че такого? От этих я бы все равно убежала, я хорошо бегаю.

– Эээ, да… понимаю. Просто… ну, не думал, что ждать будешь.

– А я, прикинь, не думала, что ты вылезешь. – Галя, подойдя вплотную, улыбнулась. – Вот совсем. Я тебя того, похоронила, ты уж извини.

Вадим поймал ее взгляд и улыбнулся в ответ.

– Тебе спасибо.

– Мне?

– Ага. Если б ты тогда не… – Он замялся, не зная, как половчее признаться, но Галя поняла и так.

– Ишь ты. Ладно, че. Беру свои слова обратно.

Вадим стоял и не знал, что еще можно сказать. В конце концов, он решил не мучиться.

– Ладно, пойду я. Домой пора. – Парень подумал немного и добавил: – Удачи тебе, Галя.

Развернувшись, он побрел в сторону Волоколамки.

– Погодь, – донеслось сзади. Галя догнала его и заглянула в лицо. – Знаешь… мне сегодня так не хочется оставаться одной…

Вадим посмотрел на нее. Симпатичная. Большие глаза, густые волосы, фигурка… ну, деваха тощая, конечно, плоская, но… черт, да после такого он был готов и к ведьме прыгнуть в койку, только чтоб не колдовала!

Однако перед глазами стояло и еще кое-что. Ее же лицо, только искаженное злобой и страхом. Тонкие пальцы, тянущиеся к седоватым волосам, хватающие их, чтобы помочь другим пассажирам выкинуть хозяина шевелюры из вагона… его, Вадима, руки, сминающие рукав форменной рубашки…

– Мы слишком много знаем друг о друге, – вымолвил он, наконец. Кивнул на прощание и зашагал прочь.

Убедившись, что все дети юркнули под одеяла, Елена Борисовна строго сверкнула глазами из-под толстых линз очков:

– Если замечу, что кто-то балуется или шумит – то вместо праздника он будет сидеть в спальне! И никаких подарков не получит!

Семнадцать пар детских глаз неотрывно смотрели на воспитательницу. Карие, серые, темно-зеленые, иссиня-черные, они были похожи на рассыпавшиеся блестящие бусинки, но, невзирая на разницу в цветовой гамме, взгляд этих глаз выражал одну и ту же мысль – мы будем послушными .

Конечно, кому захочется провести весь праздник в этой противной, душной спальне?! Тем более, когда на представление придут твои родители? А подарки?!

Нет, ради этого дня можно и потерпеть, и даже притвориться спящим во время «тихого часа». Тем более, Елена Борисовна и Мария Сергеевна (ее молодая помощница) были лояльны к детям и не заставляли их спать в прямом смысле слова, требуя от них элементарной тишины.

Взор Елены Борисовны остановился на Павлике, и ее губы плотно сжались. Мальчик, в отличие от своих притихших сверстников, ничуть не смущаясь, с любопытством разглядывал воспитательницу, словно редкое животное в зоопарке.

«Ничего вы такого не сделаете. И даже если я или кто-то еще будет шуметь – вы никого не оставите в спальне, – читалось на его круглом лоснящемся лице. – Уж я-то знаю».

Снисходительная улыбка и слегка прищуренные маслянистые глаза ребенка не оставляли сомнений, что слова воспитательницы насчет возможной кары за нарушение «тихого часа» не были восприняты им всерьез. Более того, у Елены Борисовны неизбежно возникало стойкое ощущение, что этому упитанному засранцу известно о ней, взрослой и неглупой женщине, матери двоих детей, нечто такое, о чем не принято говорить вслух.

«Смешно, конечно, ведь это всего лишь маленький ребенок, – подумала она, выходя из спальни. – Хоть и донельзя избалованный».

Одновременно Елена Борисовна не могла себе не признаться – она до смерти устала от этого мальчишки и была безумно счастлива, что сегодня видит Павла в последний раз.