Дан Сельберг - Мона

Сёдерквист обратил внимание на дискуссию между Гино и солдатом. Что-то в голосах заставило его отвлечься.

— Оставайтесь здесь.

Солдат оставил их и быстрым шагом пошел к таможенному посту в сорока метрах от автобуса. Он прошел мимо разношерстного сборища людей с плакатами. Гино обернулся и посмотрел на Эрика.

— Что-то не клеится. Они не получили информацию о нашем приезде. У нас есть визы, но он все равно не хочет нас пропускать.

— Что нам теперь делать?

— Ждать.

Вещи прилипали к телу. В автобусе пахло потом, духами и старой залежавшейся тканью. Эрик пытался найти наиболее удобное положение на жестком сиденье. Он покосился на женщину. На ней были джинсы и бордовая блуза. Кроссовки. Она худая, даже слишком. Казалось, запястья могут сломаться в любой момент, пальцы длинные и костлявые, как у скелета. Ногти не накрашены. Она заметила, что Эрик смотрит на нее, и оторвалась от блокнота. Эрик поспешил сказать что-нибудь, что угодно:

— Что вы пишете?

Журналистка внимательно посмотрела на собственные записи.

— Вопросы. Всего через пару часов я буду брать интервью у Низара Азиза.

Она так произнесла имя, как будто полагала, что Эрик знает, кто это. И совершенно напрасно.

— И чем он сейчас занимается?

Женщина опешила от его незнания, но быстро оправилась от удивления.

— Он по-прежнему глава военного подразделения ХАМАС. Ходили слухи, что он мертв, но вот я еду брать у него интервью.

— Просто фантастика. Поздравляю.

— Да, конечно. Большое вам спасибо.

Она что-то зачеркнула в блокноте. Эрик наморщил лоб.

— Почему вы меня благодарите?

— Мы получили возможность взять интервью благодаря вам. Мы нелегально провозим известного шведского офтальмолога, а в качестве компенсации получаем получасовое интервью Низара Азиза.

Эрик пытался уловить связь. Он знал, что Самир Мустаф состоит в ливанской «Хезболле». Но откуда взялся ХАМАС? Почему ХАМАС предложил интервью в обмен на шведского профессора? Или шведского врача, как они думали?

— Какие у ХАМАСа и «Хезболлы» отношения на самом деле?

— Так себе. Были периоды, когда они сотрудничали, но потом их связь всегда рушилась. Одни обвиняли других в том, что те слишком слабы, слишком лояльны к Израилю, слишком занимаются популизмом, слишком правые, слишком левые.

Отдаленный гул, который Эрик сначала принял за гром, быстро усиливался и накрыл их таким сильным грохотом, что автобус затрясся. Потом гул спал и затих. Журналистка была невозмутима.

— Израильский самолет «ЭФ-шестнадцать».

Она наклонилась и убрала блокнот в сумку цвета хаки, лежавшую на полу. Женщина взглянула в окно.

— Это может занять сколько угодно времени. Эрец обычно функционирует как переход для пешеходов. Раньше палестинцы с визой могли проезжать на машине, но уже несколько лет все должны пересекать границу пешком. Люди ставят свои машины по другую сторону от таможенного поста, зная, что их разобьют или украдут. Но какой у них выбор? Говорят, машины разбивает ХАМАС. Им не нравится, что жители Газы въезжают в Израиль.

— Так что заставляет их сюда ехать?

— Многие жили на этой стороне вплоть до образования Израиля. Наверняка вы видели массу заброшенных каменных домов по дороге сюда. Многоквартирные дома с заросшими садами и разбитыми окнами. Это старые дома палестинцев. У некоторых из них родственники по-прежнему живут в Израиле. Другие работают на стройках, в портах и на плантациях. Но так было раньше. Теперь им нельзя выходить из тюрьмы.

— Тюрьмы?

— Газа — самая крупная в мире тюрьма под открытым небом. Там внутри живут полтора миллиона пленников. Есть всего два города с восемью лагерями для беженцев. Мы делаем все что можем, чтобы показать миру происходящее, но миру интереснее красочные викторины. Это проигранная битва.

— Но вы не сдались?

Журналистка похлопала себя по бедру.

— Никогда. Как сказал Гино, мы бригада «Раи Унос». Всегда готовы.

Один из мужчин дал пять, а женщина наклонилась и звонко ударила ему по ладони. Молодой солдат вернулся, на этот раз вместе со старшим по званию. Офицер остановился и стал тихо разговаривать с Гино, в то время как солдат прошел к боковой двери и дернул за ручку.

— На выход! Все на выход!

Голос солдата был агрессивным. Пассажиры микроавтобуса вывалились на улицу, щурясь от яркого солнца и разминая скованные конечности. Женщина вполголоса разговаривала с Гино. Двое мужчин, сидевших напротив Эрика, по-видимому, обсуждали багаж. Если Эрик правильно понимал язык тела, один хотел вытащить сумки с оборудованием, другой склонялся к тому, чтобы оставить их в автобусе. Офицер ушел обратно к посту. Солдат собрал паспорта и взял у Гино стопку документов. Уже собираясь идти, солдат остановился и обернулся к ним, открывая паспорт каждого и сверяя фото с лицом владельца. У Эрика в горле застрял ком. Что случится, если «Моссад» не проинформировал военных о том, что он находится под их защитой? Он никогда не сможет обмануть израильскую полицию. Может, где-нибудь в тени стоит Рейчел и защищает его? В это слабо верилось. Хотел ли Эрик пересечь границу? Не лучше было бы, если бы его разоблачили? Солдат взглянул на него. Потом в паспорт. Снова на него. Потом пробормотал что-то и отложил паспорт в сторону.

— Ждите здесь.

Солдат быстрым шагом пошел прочь за бетонные ограждения. Женщина положила руку Эрику на плечо:

— Успокойтесь. Расслабьтесь. У вас плечи подняты до ушей, и вы красный как помидор. Спокойно.

— Все полетело в тартарары. Вы же видели, что произошло?

— Посмотрим, что будет. Может, нам все равно разрешат проехать. Может, вы останетесь. Может, мы все останемся. Последнее было бы ужасно. Я правда предвкушала, как возьму интервью у Низара Азиза. Но давайте не будем сдаваться.

Гино подошел к ним, сверкая глазами. Одну из дужек очков он держал во рту и как будто собирался ее съесть.

— Cazzo! [100] Проклятье! (итал.)

Женщина положила руку ему на плечо.

— Гинито. Тебе тоже нужно успокоиться. Что мы можем сделать? Будем разгребать дерьмо по мере его поступления.

Там, где они стояли, не было тени, и жар, поднимавшийся изнутри тела, казался равным жаре снаружи. Как в микроволновой печи. Эрик жутко хотел пить. Он с мольбой посмотрел на журналистку:

— У вас есть что-нибудь попить?

Она кивнула и залезла в автобус, поискала внутри и вернулась с бутылкой воды.

— Теплая, но жидкость.

Эрик благодарно взял бутылку, открутил крышку и сделал большой глоток. Вода имела кисловатый привкус пластмассы. Но она утолила жажду. Эрик передал женщине бутылку, та глотнула и отдала ее дальше Гино, который то злился, то нервничал. Эрик снова начал разглядывать огромные ворота.