Юн Линдквист - Звездочка

Поэкспериментировав несколько дней с разными музыкальными произведениями, Леннарт окончательно убедился: девочке нравились только части, исполненные в медленном темпе. Стремительный темп скерцо приводил ее в отчаяние, поэтому Леннарт запрограммировал воспроизведение так, чтобы проигрывалась не вся соната, а лишь одна ее часть — адажио. Затем оставалось лишь присесть на диван и слушать, как голос Малышки вливается в мелодию, словно третий инструмент.

Леннарт был счастлив. Он чувствовал, будто находится в самом сердце музыки, а поднявшись из подвала наверх, оказывался в районе музыкальных новостроек, но это его не раздражало. Он обрел гармонию.

Однако все хорошее, как известно, быстро кончается.

Шли недели, и Бетховена сменил Шуберт, а затем Моцарт. Сидя в подвале, который стал его музыкальной отдушиной, Леннарт разглядывал свои пальцы. Что-то с ними не так. Он даже поднял Малышку и вынул ее из кроватки, чтобы ощутить ее вес и тепло, но ничего особенного не почувствовал и опустил ребенка обратно.

Разрешать девочке гулять по комнате, пока играла музыка, было нельзя. Малышка сразу же направлялась к проигрывателю и начинала его изучать, да так усердно, что он мог пострадать. Она колотила кулачками по динамикам и пыталась поднять устройство и потрясти его, будто желая вытряхнуть из него что-нибудь.

Поначалу Леннарт истолковал ее отношение к проигрывателю неправильно: он решил, что Малышке не нравится эта музыка. Но однажды он позволил ей возиться с проигрывателем, сколько ей было угодно. Она в итоге сломала его, но Леннарт понял, чего она добивалась, — девочка хотела заглянуть внутрь устройства и найти источник музыки. Объяснить ей он все равно бы не смог, поэтому Леннарт просто купил новый проигрыватель и поставил его на полку повыше.

Отправив Малышку обратно в кроватку, Леннарт прошелся по комнате, разглядывая свои пальцы. Смахивают на клавиши — такие же белые и блестящие. Он поставил их на воображаемую клавиатуру и стал подыгрывать сонате Моцарта, звуки которой лились из проигрывателя. Нет, не то. Он было решил, что скучает по выступлениям, но теперь окончательно понял: он уже отыграл свое. Леннарт сжал пальцы и снова разжал их — пустота. Чего-то не хватает, хочется чем-то заполнить пустоту. Выйдя из детской, Леннарт зажег лампу над столярным столом. Вдоль стены были аккуратно развешаны инструменты, а болты, гвозди и гайки хранились на полке, рассортированные по ячейкам. Леннарт никогда не отличался мастеровитостью, но ему нравились инструменты. Они подкупали своей конкретностью: каждый из них создан для строго определенной цели, каждый служит продолжением человеческой руки. Взяв с полки дрель, Леннарт взвесил ее на ладони. Ему нравилось ощущать холод металла. Когда он нажал кнопку, инструмент не заработал. Разряжена. Леннарт нашел зарядное устройство и поставил батарейку заряжаться. Затем взял молоток, покрутил в руках отвертки.

«Может, сколотить что-нибудь?»

Лайла была занята приготовлением голубцов, и в доме стояла благословенная тишина. После ужина, загружая тарелки в посудомоечную машину, Леннарт, как бы походя, спросил:

— Послушай, нам ничего не нужно? Я бы мог сколотить что-нибудь.

— Нет вроде. Что, например?

— Не знаю, поэтому тебя и спрашиваю.

— В смысле, сколотить?

— Взять деревяшки, соединить их, вбив гвозди, то есть сколотить, понимаешь?

— Да, но для чего?

Вздохнув, Леннарт подставил тарелку с остатками соуса под струю воды. И зачем он только спросил! Он насыпал порошка и громко захлопнул дверцу посудомоечной машины, приложив ненужную силу.

Лайла следила за ним взглядом, положив голову на ладонь.

— Полку для обуви, — произнесла она, когда муж взял тряпку и стал протирать стол.

Леннарт остановился и мысленно представил себе их прихожую. Там стояло всего четыре пары обуви, а резиновые сапоги хранились в подвале.

— Да, хорошая идея.

— Тогда и резиновые сапоги сможем в прихожей оставлять.

— Я тоже об этом подумал, — кивнул Леннарт и посмотрел на жену.

За последние месяцы Лайла заметно похудела. Он давно перестал находить обертки от шоколадок по всему дому. Похоже, жена перестала заедать стресс.

Причина, наверное, в свете. Отражаясь от скатерти, он освещал ее лицо снизу, и на мгновение Лайла даже показалась Леннарту хорошенькой. Он сидел совсем рядом с женой, и вот теперь увидел, как его ладонь протягивается в ее сторону и пальцы гладят Лайлу по щеке.

Потом он тут же схватил тряпку и стал оттирать засохшее пятно от брусничного варенья с таким усердием, что скатерть съехала набок. Сполоснув тряпку, Леннарт повесил ее на кран и подытожил:

— Полку для обуви, значит.

За следующие несколько недель Леннарт сколотил полку для обуви, шкафчик для ключей и две вешалки для полотенец. Не придумав, что еще им может понадобиться, он стал мастерить скворечники.

Вдыхая запах свежих опилок и слушая квартет Шуберта, звуки которого доносились из детской, Леннарт чувствовал, что в его жизни все хорошо. Пусть маленькими шажками, но все же он сумел выйти на верный путь. Наждачной бумагой сгладил шероховатости бытия и теперь мог спокойно провести по нему ладонью, не рискуя получить занозу.

Надев наушники, Леннарт включил лобзиковую пилу, чтобы выпилить окна и двери в фасаде будущего скворечника — уменьшенной копии их дома. Работа тонкая — нужно максимально сконцентрироваться. Пять минут спустя, когда Леннарт отключил инструмент и снял наушники, пот тек у него со лба. Приятно было отдохнуть от яростного жужжания пилы, но полная тишина, царившая в подвале, насторожила Леннарта. Почему из детской не доносится ни звука? Отложив инструмент, он пошел проверить, как там Малышка.

Девочка выбралась из кроватки и, пока он пилил в наушниках, взяла у него за спиной молоток, с помощью которого расправилась с проигрывателем. Она отломала крышки обоих динамиков и вырвала их из проигрывателя. Леннарт застал ее сидящей на полу — ребенок грыз провода, покачивая головой. Он попытался отнять у Малышки части разломанного проигрывателя, но она не выпускала их из рук.

— Отдай, — попросил Леннарт, когда она потянула в рот кусок пластика. — Ты же порежешься!

— Музыка, — вдруг произнесла девочка, прищурившись. Леннарт остолбенел. Он выпустил из рук другой конец порванного провода и уставился на Малышку. Ее первое слово! Наклонившись поближе, он переспросил:

— Что ты сказала?

— Музыка, — повторила девочка, а потом, издав звук, похожий то ли на рычание, то ли на стон, стала стучать динамиком об пол.

Опустившись на одно колено рядом с нею, Леннарт попытался объяснить:

— Музыка не здесь…

Малышка остановилась и посмотрела на него. Заглянула ему в глаза. Всего на секунду, но Леннарт приободрился и продолжил разъяснения: